Другим Путем

– А чего тут придумаешь, – буквально на днях переставший быть председателем Президиума Верховного Совета СССР Шверник, столь невежливо перебивший "старшего товарища", выглядел угрюмо, а сложившиеся под глазами тени намекали, что нормального сна он не видел уже несколько дней. – Видел, как он меня ловко заменил? Даже не запнулся, пока замом делал, на себя менял. И Пономаренко рядышком. Думаю, недолго мне в Президиуме осталось. И что прикажешь делать? Против этой его затеи выступить? Открыто? Сам же понимаешь, чего тогда случится. Нас съезд размажет, даже не заметив.

– Ну, пожалуй, насчет "не заметив" я не соглашусь, – Микоян отрицательно покачал головой. – Но с "размажет"… Тут вопрос бесспорный. Нам даже товарищи из областей не помогут.

Солнце, в этот момент спрятавшееся за тучку, словно согласилось с мнением заслуженного товарища. Хрущев обхватил голову руками и мрачно уставился на белую поверхность накрахмаленной до невозможности скатерти.

– Может, все же рискнуть? – Шверник пожал плечами и откинулся на спинку стула. – Или еще вариант: банально не рисковать вообще. Оставить все как есть. На пенсию выйти и спокойно себе дожить свой век. Мемуары, вон, написать. Назвать пафосно: "Фронтовые годы" там, или наоборот – "После войны". Партию похвалить посильнее, товарища Сталина, Берию, да и нашего дорого Генерального Секретаря тоже. И не мучиться. Коли уйдем, трогать не будут, тут я насчет Драгомирова уверен. Тем более что и не знает он пока про все эти наши шашни. Подозревает разве только.

– Думаешь, отпустит? – Микоян с сомнением посмотрел на коллегу и товарища.

– Да наверняка, – Шверник пожал плечами. – На кой фиг нас ему судить тогда? Он и подозрения даже отбросит. Ибо станем мы безопасны, аки какие-нибудь там мирные цветочки.

Над столом вновь повисло молчание. Молчание тяжелое, мрачное и очень, очень неуютное. Хрущев буквально чувствовал, как где-то в глубине начинает подниматься волна отчаяния, когда ты видишь, что вот она, опасность, надо ее обойти – а сделать ничегошеньки не можешь. И эта беспомощность, страх провала, какой-то подспудный ужас – все это вместе вдруг так напомнило ему времена Сталина, что глава заговора буквально взбесился.

Вспыхнувшее где-то в подкорке воспоминание о том самом дне, когда он бежал из Харькова от приближающихся немцев и должен был придумать хоть что-то – что угодно! – чтобы оправдаться перед Самим за бездарно сданный врагу город, снесло плотину самоконтроля и вызвало в Хрущеве настоящее состояние бешенства, чистой, первозданной ярости, как у каких-нибудь берсеркеров.

И, как и тогда, решение пришло неожиданно.

– НЕТ! – врезавший по столу Хрущев буквально рявкнул. – Мы не сдадимся! Ясно вам? Не сдадимся!!!

На Микояна, впрочем, вся эта экспрессия не произвела ни малейшего впечатления. Он только поднял голову и спросил:

– Делать-то что будем?

– Так, – Никита Сергеевич кое-как взял себя в руки. – Первым делом – главы обкомов. И республиканские комитеты тоже. Сначала заручимся их поддержкой.

– И что это нам даст? – уныло поинтересовался Шверник.

– Само по себе – ничего. Но! Попробуем оттянуть начало съезда.

– Время вообще-то на этого работает, – бывший председатель Президиума не хотел фамилию Драгомирова даже произносить.

– Это пока. А мы попробуем через местных товарищей на глав райкомов подействовать. Есть же у них там свои, верные и надежные кадры? Не может не быть, – с каждым словом Никита Сергеевич все яснее видел блуждающий где-то в тумане план.

– И-и-и?… – Микоян пристально уставился на коллегу.

– И перетянем на свою сторону еще и некоторое количество райкомов. Делегатов на съезд все равно через меня утверждать будут… А уж я постараюсь отобрать правильных людей.

– Хм-м-м, – Микоян, человек во внутрипартийных интригах понимающий как бы не больше всех в стране, глубоко задумался, явно что-то прикидывая.

– А знаешь, Никита… Может ведь и получиться. А на съезде уже не одни будем. И глядишь, даже и не в меньшинстве. Надо, конечно, подумать еще, посчитать, посмотреть, что к чему, но пощупать обкомы можно будет.

– Только надо бы еще и Политбюро уравновесить. И президиум хоть частично на себя перемкнуть, – Шверник задумчиво почесал затылок.

– Провал нам нужен, – Хрущев, увидевший надежду, стремился план проработать до максимума возможного, ибо дамоклов меч советского правосудия мотивировал неплохо. – Как и хотели. С Ираном. А то из-за французиков больно успешным выскочка выглядит. Надо ложку дегтя в бочку добавить.

– Уж лучше половник, – неуклюже пошутил Шверник.

– Думать давайте. Какую гадость еще к нему привязать? И как?

– Может, попробовать затянуть обсуждение Конституции в Верховном Совете? – подал идею Микоян. – Сами знаете, пока проект не утвердим, референдума не будет. А не будет референдума – не будет и утверждения народом. Проблема исчезнет. Без нее вся эта его задумка с окружкомами через съезд не пройдет.

– Попробуем, только аккуратно, дабы не переусердствовать. Как метод потянуть время пойдет, – закивал Хрущев. – Еще что-нибудь?

Новых идей не последовало.