Другое человечество. Здесь кто-то побывал до нас...

До этой стадии некие явления вызывали у живого существа «выброс» некого голосового флажка, обозначавшего, например, «Опасность!», «На помощь!», «Я чрезвычайно разъярен!» и т. д., причем каждый из них требовал однозначной реакции – бегства, нападения, поедания пищи и т. д. Здесь происходит скачок вперед, прорыв в концептуализации смыслов. Начинается «именование» вещей и явлений, за концептуализацией смыслов следует концептуализация языка общения как такового.

Мы намеренно оставляем в стороне вопрос, почему вообще мог произойти такой скачок, поскольку на сегодняшнем этапе наших знаний мы можем строить лишь предположения с большей или меньшей вероятностью. Возможно, что это было связано с фундаментальными изменениями в лобных долях головного мозга. Так или иначе, гоминиды пересекают границу, по одну сторону которой лежит некое «долигвистическое» состояние, по другую – бесконечное именование всех вещей, явлений и состояний этого мира, которые ничем нельзя остановить, поскольку, по существу, происходит выстраивание концепции Вселенной в сознании человека через лингвистические термины.

У нас нет никаких подтверждений тому, что этот процесс произошел единомоментно или в краткие сроки. Он в равной степени мог занять как десятки, так и сотни, а возможно, и миллионы лет. Очевидно, что некие искры уже долго летали в воздухе, пока труд человеческого сознания не высек огонь – современную человеческую речь.

Когда начались первые прорывы перехода гоминидов от системы звуковой коммуникации к членораздельной речи? В равной степени мы можем предположить, что любой из Homo мог обладать речью, хотя никаких доказательств этому нет. Впрочем, нет доказательств и обратному.

Сложная лингвистическая деятельность дает интересный эффект: она дает ощущение значимости собственного эго, интенсивное ощущение обладания памятью и возможностью рассуждать о будущем.

Вероятно, что именно речевая активность кроманьонцев давали им возможности стратегического планирования, группового обсуждения своего будущего: охоты, защиты, уничтожения врагов, совместного возведения жилищ и т. д. Как следствие, это повлияло и на победу кроманьонцев над неандертальцами, причем неважно, была ли это победа физическая или биологическая.

Открываются бесконечные возможности для сохранения и передачи опыта. По существу, создается копилка человеческого опыта, с каждым новым поколением слои знаний напластовываются друг на друга, большую роль начинает играть не только опыт практической деятельности, такой, как, скажем, охоты, строительства, защиты от стихийных бедствий, но и опыта мистических видений – так формируются и концептуализируются мифологические представления и анимистические верования.

Развитие речи дает и некие «побочные эффекты», например, установлено, что речевые центры связаны с центрами, контролирующими движения правой руки. Прямохождение высвобождает руки, которые начинают активно использоваться для коммуникаций и простейших значимых жестов, как у современных бабуинов и орангутанов. Постепенно жесты сопровождаются звуками, вероятно, первоначально лишь дублировавшими жесты, а затем приобретающими самостоятельное значение.

Логика этого процесса очевидна, но лишь в том случае, если взять за отправную точку тот факт, что именно речь и язык являются наиболее типичными формами общения между гоминидами. Однако, несмотря на высокоразвитую организацию, например, орангутанов и шимпанзе, у них не только не развивается речь, но вообще количественно объем звуков со временем не возрастает. Действительно, обезьяну можно научить произносить членораздельные звуки или слова, а также сопоставлять эти слова с некоторыми действиями. Например, она научится просить пищу, выражать свое неудовольствие ее вкусом. Известно, что обезьяна способна выучить чуть более сотни слов. Однако здесь по-прежнему оказывается не преодолен самый главный разрыв между языком обезьян и человека – выражение абстрактных понятий. Вряд ли мы можем заподозрить обезьяну в способности обличения в слова, т. е. осознания, не только каких-то философских категорий, но даже логических цепочек действия. Обезьяна не может планировать через язык или выражать свои планы языком.

Как раз именно речевые способности человека демонстрируют кардинальный разрыв между человеком и его предполагаемыми родственниками в животном мире.

Развитие речевых функций не повышает собственно внутренней организации общества, поскольку такая организация у животных, например, существует на уровне благоприобретенных инстинктов. Так, стае волков не надо «договариваться» о преследовании своей жертвы и направлении атаки. Равно как и стаду бизонов нет необходимости общаться между собой во время передвижения по саванне – внутренняя организация заложена на уровне инстинктов и рефлексов, причем она работает безошибочно.