Другое детство

— Артём, я всё продумала и решила. Если тебе так уж нравится спать с мужчинами, надо сделать операцию по перемене пола. Потом мы сможем переехать куда-то, чтобы мне в глаза соседям смотреть не пришлось. Но так дальше продолжаться не может.

Это был довольно-таки неожиданный поворот сюжета. Мама стояла и смотрела на меня, ожидая моей реакции. Она была похожа на Кутузова, который решил сдать Москву, но лишь затем, чтобы победить противника позже. Я не мог понять, говорила ли она серьёзно или просто пыталась меня напутать? Как в детстве: «Если ты не прекратишь ездить по шоссе, то придётся нам, наверное, выбросить твой велосипед на свалку». Что бы она сделала, согласись я на это чудовищное предложение? Начала бы серьёзно готовиться к операции и переезду? Или просто тянула бы время, понимая, что переменить пол не так же просто, как вырвать зуб? Я решил, что надо отсрочить момент крика, насколько это возможно, потому что когда она начнёт орать, диалога не получится:

— Нет, не надо мне менять пол. Я не хочу быть женщиной. Ты не понимаешь.

Мне нравятся мужчины, но я хочу остаться мужчиной.

— Но это же ненормально, — всё ещё спокойно ответила мама.

— Ну почему же ненормально. Есть много таких же людей, как я и…

— И их раньше сажали в тюрьму или лечили — и правильно делали. Потому что надо их ограничивать, чтобы они не распространяли эту заразу. Вот ты попался в руки к такому, и что теперь делать?

— Так ты думаешь, что это Андрей виноват?

— Не произноси его имени при мне, — взвизгнула мама, а затем продолжила более сдержанным тоном, — а кто же ещё?

— Ты не права. Никто не виноват, просто я такой, как есть, и ничего с этим невозможно поделать.

— И ты, значит, будешь упорствовать в этой гадости?

— Я не могу по-другому, неужели ты не понимаешь? Это были последние нормально произнесённые слова, после которых снова начались ковровые бомбардировки:

— Артём, я не понимаю, почему ты не хочешь по-другому. Это противно природе — то, что ты делаешь. Это отвратительно и грязно, ты что, не видишь этого? Я всю неделю об этом думала и честно себе пыталась представить себя в такой же ситуации, с женщиной. Но мне каждый раз становилось противно, когда я представляла, что женские руки меня трогают. Это мерзость, — мама снова начала плакать и кричать. — Ты что, не понимаешь, что у меня хорошо развитое воображение? Что я всё время представляю, как тебя в жопу трахают?!

— Мама, перестань…

— Что перестань? — снова оборвала она меня. — Что перестань? Ты ничего не хочешь менять, прекрасно устроился, а я что должна делать по-твоему?

Ты будешь трахаться с кем попало, а мне сквозь пальцы на это смотреть?

Мне гомики в квартире не нужны, понял? Так что решай сам — или ты будешь нормальным, как все остальные, или вали себе к своему Андрею, Херею или кому там ещё, мне всё равно. Я тебя не для того воспитывала, кормила все эти годы, чтобы ты стал пидором! Я себе во всём отказывала, новых сапог купить не могла, чтобы ты сыт был всегда и одет! И что я получаю взамен?

Сына-пидораса?! Нет! Меня это абсолютно не устраивает, — крикнула она и вышла, громко хлопнув дверью.

Она это всё, конечно, несерьёзно. Она не могла иметь всё это в виду…

Или могла? То есть она ставила меня перед выбором — или оставить Андрея, или уйти из дому? Она не представляла, что совместная жизнь с Андреем была пределом моих мечтаний, но она не могла знать, что это невозможно, потому что об этих сложностях я в своих дневниках не писал.

Я достал тетрадку и ручку и, то и дело заглядывая в англорусский словарь, чтобы отыскать незнакомые слова, описал всю эту сцену.

{Воскресенье, 18 февраля, 01.00}

…Почему в моей жизни всё так сложно? Раньше я был один, совсем один, у меня были друзья (с которыми было невозможно поговорить по душам), была девушка (в которую, мне казалось, я влюблён, но теперь-то я понимаю, что это совсем не так). И не было никого, кто был по-настоящему близок, кто понимал бы меня. И вот теперь у меня есть Андрей. Он меня не любит, наверное, потому что иначе он был бы со мной, но он самый близкий мне человек. Почему я не могу быть с ним, и чтобы всё было просто?

И почему она должна делать мою жизнь ещё сложнее? Почему она не оставит меня в покое? Почему она так хочет, чтобы я был несчастен?

И все эти оскорбления. Зачем она так груба со мной? А я ничего не могу ей ответить. Я как был самым слабым, так и остался. Никогда не смогу бороться ни с парнями в спортивных куртках, ни с ней.

Да, они все правы. Я — педик. Андрей, по крайней мере, рано или поздно заведёт семью, детей, и никто не рискнёт его так называть, даже если он будет встречаться за углом с мальчиками вроде меня. А я никогда, никогда не буду заниматься этим с женщиной. Это отвратительно!

Я оказался в вакууме. Мама не разговаривала со мной, ожидая, что я сам приду и скажу ей, что со всем завязал и остаюсь дома. Андрей не звонил.