Читаем Другое имя. Септология I-II полностью

а он молчит, и она спрашивает, будет ли он завтра снова писать, и он отвечает, что, конечно же, будет, завтра, как и каждый день, ведь с двенадцати лет или, во всяком случае, примерно с двенадцати, дня не проходило, чтобы он не рисовал или не писал красками, так получается само собой, ну, выходит, будто в какой-то мере все это – он, будто картины его продолжение, говорит он и, помолчав, добавляет, что это слишком уж громко сказано, он просто занимается живописью, каждый день, пожалуй что по давней привычке, а она говорит, что, наверно, так и есть, но в голосе ее сквозит легкое недовольство, думаю я, будто его слова ей не вполне по душе, а он говорит, что картина, над которой он сейчас работает, может получиться вполне хорошей, однако очень уж трудно сделать все как надо, тут необходима предельная осторожность, ведь легко переусердствовать и испортить всю картину, а тогда, наверно, будет крайне затруднительно вернуться к тому хорошему, что в ней было, к тому, что картина хочет сказать, что может сказать, ведь вообще-то высказать это невозможно, картина одновременно и говорит что-то, и не говорит, она говорит безмолвно, скорее просто показывает то, что невозможно сказать, говорит он, а я думаю, что теперь-то мне пора домой, поздно уже, пора ехать дальше, продолжить путь, думаю я, и она говорит, что совсем стемнело, пожалуй, пора идти домой, говорит она, а он соглашается и спрашивает, хорошо ли ей там, наверху, и она отвечает, что да, обзор у нее превосходный, хоть кругом и темно, во всяком случае, ей видно лучше, чем ему, сидящему внизу, говорит она, ну а что видит она лучше, чем он, отнюдь не новость, он может писать сколько угодно, темно ли, светло ли, все равно она видит лучше, видит реально существующее, он же видит лишь ту или иную картину либо ту или иную вещь, говорит она, а он вдруг резко отталкивается от земли, словно рассердился или вроде того, думаю я, и она опускается к земле и кричит, протяжно, негромко, а он отрывает одну ногу от земли, встает и слезает с качелей, руками медленно опуская доску, и вот уж она надежно сидит внизу, он подходит к ней, протягивает руку, она берет его руку и тоже встает, и оба стоят рядом, а я думаю, что мне в самом деле пора домой, скоро окончательно стемнеет, а я все сижу, глядя на детскую площадку, где молодая женщина и молодой мужчина развлекаются и играют, словно дети, и теперь уже так темно, что я едва их различаю, или все это видится мне лишь в воображении? а их вовсе нет? я просто воображаю себе, что они здесь? да нет же, конечно, я их видел и вижу сейчас, думаю я, это бесспорно, но, может, надо выйти из машины и проветриться? подышать свежим воздухом? тоже спуститься на детскую площадку? хотя, думаю я, пожалуй, все-таки не стоит? если спускаться, то прямо сейчас, пока совсем не стемнело, думаю я, да и что тут странного, если человек вылезает из машины, хочет пройтись? ведь к площадке и мимо нее ведет тропинка, сбегает от шоссе вниз, мимо детской площадки и, как я вижу, вверх по крутому склону, так что мне совсем не нужно заходить на площадку, я могу просто пройти мимо, словом, сейчас надо либо ехать домой, либо выйти из машины и прогуляться, думаю я, выхожу из машины и стою, глядя по сторонам, выше дорога круто идет в гору, потом выравнивается и опять идет в гору, а там, на самом верху, мне видно небо, и звезды, тускло мерцающие звезды, и шоссе, узкое шоссе под обрывистым склоном, потом крутой спуск вниз к детской площадке, и по нему вниз к площадке и мимо нее вьется тропинка, прямо за площадкой идет круто вверх и исчезает за вершиной, и это странно, ведь до сих пор я не замечал тропинку, ведущую вниз к площадке и продолжающуюся вверх по крутому склону, думаю я и, стоя там, гляжу вниз, на площадку, и вижу, что он и она стоят там впотьмах, едва различимые, но я вижу, что они неподвижны и держат друг друга за руки, все-таки, думаю я, хорошо, что я вышел из машины и вдохнул немного свежего воздуху, я чувствую его приятную, бодрящую прохладу и, конечно, могу, как любой другой, свободно пройтись по обыкновенной тропинке, думаю я, ну ясное же дело, но я-то свободой не располагаю, потому и совершаю снова и снова одни и те же поступки, думаю я и иду к тропинке, потом по ней вдоль детской площадки и гляжу на этих двоих на площадке, а они, похоже, меня не замечают, стоят обнявшись, будто слившись в одно, он обнимает ее, она его, они неотделимы друг от друга, но вот они разжимают объятия, и я мелкими шажками иду по тропинке

Совсем стемнело, говорит она

Да, осень, говорит он

Скоро зима, говорит она

Пока что есть время до зимы, говорит он

Да, говорит она

Мы только в песочнице еще не побывали, говорит он

По-твоему, нам надо поиграть в песочнице? – говорит она

и в голосе ее слышится легкое удивление

А почему бы и нет? – говорит она

Но мы же перепачкаемся песком, говорит он

А не все ли равно? – говорит она

Пожалуй, говорит он

Одежду перепачкаем, говорит он

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айседора Дункан. Модерн на босу ногу
Айседора Дункан. Модерн на босу ногу

Перед вами лучшая на сегодняшний день биография величайшей танцовщицы ХХ века. Книга о жизни и творчестве Айседоры Дункан, написанная Ю. Андреевой в 2013 году, получила несколько литературных премий и на долгое время стала основной темой для обсуждения среди знатоков искусства. Для этого издания автор существенно дополнила историю «жрицы танца», уделив особое внимание годам ее юности.Ярчайшая из комет, посетивших землю на рубеже XIX – начала XX в., основательница танца модерн, самая эксцентричная женщина своего времени. Что сделало ее такой? Как ей удалось пережить смерть двоих детей? Как из скромной воспитанницы балетного училища она превратилась в гетеру, танцующую босиком в казино Чикаго? Ответы вы найдете на страницах биографии Айседоры Дункан, женщины, сказавшей однажды: «Только гений может стать достойным моего тела!» – и вскоре вышедшей замуж за Сергея Есенина.

Юлия Игоревна Андреева

Музыка / Прочее
Ставок больше нет
Ставок больше нет

Роман-пьеса «Ставок больше нет» был написан Сартром еще в 1943 году, но опубликован только по окончании войны, в 1947 году.В длинной очереди в кабинет, где решаются в загробном мире посмертные судьбы, сталкиваются двое: прекрасная женщина, отравленная мужем ради наследства, и молодой революционер, застреленный предателем. Сталкиваются, начинают говорить, чтобы избавиться от скуки ожидания, и… успевают полюбить друг друга настолько сильно, что неожиданно получают второй шанс на возвращение в мир живых, ведь в бумаги «небесной бюрократии» вкралась ошибка – эти двое, предназначенные друг для друга, так и не встретились при жизни.Но есть условие – за одни лишь сутки влюбленные должны найти друг друга на земле, иначе они вернутся в загробный мир уже навеки…

Жан-Поль Сартр

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика