Другое имя. Септология I-II

и глядит на меня, а я только киваю и слышу, как Асле тихо говорит: помоги мне встать, а те, что подошли, по-прежнему стоят, и я говорю, что так нельзя, ты нездоров, третий раз уже упал, говорю я, а один из подошедших говорит, мол, такое бывает, с ним самим тоже случалось, я ведь слыхал, поди, про белую горячку, говорит он, по-научному delirium tremens, говорит он, или про белочку, говорит он и добавляет, что ему дважды довелось быть очевидцем, как люди из судовой команды от нее помирали, правда, давно это было, он ведь и сам, мол, давно не юнец, а тех двоих, что померли, аккуратно запаковали в мешки, привязали к ногам груз, осторожно подняли и, когда капитан сказал «упокойтесь с миром», опустили покойников в море, меж тем как один из верующих на борту – на судне всегда найдутся верующие, один либо двое, – читал Отче наш, а сам он и еще некоторые, что знали псалмы, пытались петь «Ближе к тебе, Господь мой», тем и кончилось, и все почувствовали облегчение, вот тогда-то в самый раз было осушить рюмашку или три, и кто-то еще говорит, да, что верно, то верно, а третий говорит, точно, был раньше такой обычай: ежели кто помирал далёко в море, там его и хоронили, куда иначе девать покойника-то? далёко в море? в жару? когда солнце вовсю палит? только и оставалось, что положить покойника в мешок, привязать груз да поскорее отправить за борт, говорит он, и море их принимало, говорит он, а другой говорит, мол, да, принимало, ведь Бог есть и в море, говорит он, а третий замечает, что море – самое большое кладбище на всем свете, а может, и самое лучшее, говорит кто-то, в море больше Бога, чем на суше, добавляет кто-то еще, наступает тишина, а потом кто-то говорит

Море и небо, говорит он

Н-да, море и небо, говорит другой

а еще двое говорят, что они тоже видели, как людей одолевала белочка, как они помирали от нее и ложились в морскую могилу, но было это давно, теперь-то этак не бывает, так было раньше, давным-давно, ведь теперь на судах есть морозилки, само собой, их уж давно завели, говорит третий, и хорошо, говорит четвертый, а еще кто-то говорит, что тоже перенес белочку, говорит он, да у кого ее не было, говорит еще один, но он ужас как дрожал, говорю я, лучше всего отвезти его в Неотложку, говорит Бармен, и кто-то поддакивает: так, мол, впрямь будет лучше, вся надежда, что его там примут и дадут лекарство, может, он тогда перестанет дрожать, говорит он, а Асле говорит, что надо поднять его на ноги, а сам думает: черт побери, что ж это такое? что со мной? ведь сызнова грохнулся, и где я, на судне? ну да, ну да, а поскольку в ногах нет твердости, на море не иначе как сильное волнение, думает он, а выпивка, где выпивка? ему ведь, думает он, надо хлебнуть еще чуток крепкого и еще чуток пива, и тогда он опять будет как огурчик, думает Асле, и я подхватываю его под мышку с одной стороны, а Бармен – с другой, и мы поднимаем Асле, он помогает изо всех сил и встает на ноги, стоит, и я держу его за плечо

Еще чуток крепкого, и я в норме, говорит Асле

Нет, вряд ли, говорит Бармен

Тебе надо в Неотложку, говорю я