Другое измерение

Перед глазами Заботы трясся ворох непринятых сообщений от матери. Но не понадобилось открывать ни одно – семьевладение явилось во плоти. Мать кричала с порога, чтобы Забота бежала менять пеленки Четвертаку, демонстрирующему самые продвинутые свойства. Материнский индикатор, казалось, лоснился от восторга – впервые в жизни ее любимые параметры («материнский инстинкт», «бабское счастье», «спокойствие матки» и «женственность») поднялись до «похвально». Младшая мать тоже была с прибытком: зеленые стрелочки вверх свидетельствовали о росте «женственности» и «красоты». Она была в новом платке, на котором мельтешило патриотическое слайд-шоу. Из-за этих счастливых треволнений семьевладение умудрилось сразу не заметить ангельскую весть, висевшую прямо посреди гостиной. Это был алерт о том, что все параметры Заботы понижены до «стыда» за пренебрежение бабьими обязанностями и предательство любви. Плоды пренебрежения и предательства – три постыдно разряженных сына – валялись рядом, словно на свалке устаревших детей (зрелище неприятно кольнуло мать, вспомнившую, что модель Маленького Ганса давно вышла из моды). Как только матери прочитали ангельскую весть, их параметры мгновенно усохли на треть. Они одновременно подняли крик, и Забота, сбегая по ступенькам, ещё долго его слышала. Проклятия в её адрес, как обычно, быстро сменились ссорой между проклинавшими. Младшей претило жить с матерью в одной комнате, и при каждой выбивающей из колеи неприятности тема жилплощади неизменно поднималась. «Вы меня взяли с тремя «похвально»! – бушевала младшая. – «А я живу в коробке из-под Сникерса! Сколько можно!» Ответные слова матери звучали невнятно.

Забота бежала вниз, держа в руках свёрток Радости. Её сегодня, наверное, высекут. Впервые. Как говорит Честность, это больно, но может быть и хуже. Это просто боль и раны. Но если отнимут подарок Радости, его уже не вернуть. Нельзя оставлять его дома: кроме постели, прятать негде, а Второй любит сбрасывать покрывало на пол, да и младшая мать часто проверяет симметричность складок. Навстречу по лестнице поднималось соседнее семьевладение, родители её жениха Ума. Господин смерил взглядом Заботу, отвернулся и проследовал дальше, а умовы матери ахнули – «Позорница рогатая!» – и стали кричать, чтобы она вернулась домой, иначе они отключат от неё своего сына. «Ну и отключай! – крикнула в ответ Забота, поражаясь собственной дерзости. – Кому он нужен, у него «патриотизм» на ладан дышит!»

Внизу перед выходом громоздилась еще одна дверь – чугунная, запертая на огромный висячий замок, с размашистой красной надписью «Позорница может покинуть дом только кары ради», ниже белела форма, куда семьевладение должно было поставить галочку, выпускающую бабу на достойное наказание. Забота хихикнула. На ней не было 9D-сенсора, ангел вернул ей только линзы (мультисенсоры ввели недавно, и не все ангелы умели с ними обращаться), поэтому она просто прошла сквозь чугун. На глаза сразу упала «завеса стыда», теперь всё виделось сквозь красную дымку, тогда как линзы были несъёмными вплоть до наказания. Ну ничего, она быстро сбегает и вернется.

На участковой площади, возле жертвенника Старых людей готовился обряд, – старейшинам сегодня предстояло украшать гвоздиками Родовой Знак Коммунизма. Внимание всего участка было приковано к месту грядущего торжества, поэтому Забота смогла пробежать из подъезда в подъезд беспрепятственно, однако и тут незамеченной не осталась. «Скверная баба!» – указал на нее пальцем живорожденный (кажется) малыш лет четырех. Его осенённая нимбом мать (больше пяти «похвально»), посмотрела на Заботу, покачала головой и сделала скрин, чтобы вывесить в паблике участка. Бедные старейшины, – их уже, наверное, забросали алертами – и мать Заботы, и родственники Ума и теперь еще одна соседка. Отвлекают от обряда.

Честность жила на втором этаже. Забота забежала в квартиру подруги, там никого не было. Несмотря на волнение и красноту в глазах, Забота вновь поразилась бедности обстановки – Честность и ее мать жили тем, что продавали богатым бабам свои баллы, заработанные уборкой у этих же баб. Поэтому обстановку не меняли, детей не оформляли и тратились только на еду. Наверное, сейчас они тоже пребывают на милых женских пустяках.