Другое лицо

Они прогулялись до места, где обычно проводился праздник, любуясь красивыми видами Ликерсхамна и его окрестностей. Переливавшимся всеми цветами в лучах солнечного света морем, чьи волны ритмично накатывали на каменистый берег, величественным столбом Девственница, самым большим на Готланде, поднимавшимся к небу вместе с другими обветренными бело-серыми каменными образованиями. Чуть дальше раскинулась идиллическая рыбацкая деревушка с пришвартованными у мостков лодками и выстроившимися в ряд, осевшими от времени красными рыбацкими сараями, имевшими собственную историю. На их долю выпало немало неистовых осенних штормом, лютых зимних холодов и всевозможных перипетий более теплой части года.

На газоне уже начали поднимать «майский» шест. Подойдя, Кнутас и Карин поздоровались с другими участниками праздника. И многие сразу же захотели поговорить с двумя полицейскими о нашумевшем убийстве Хенрика Дальмана, что для обоих, естественно, не стало неожиданностью. Ведь от представителей их профессии, точно как и от врачей, всегда ожидали готовности в любой момент обсуждать свою работу со всеми желающими.

Этот канун Янова дня не стал исключением. Их угостили холодным пивом, и, пока они утоляли жажду, им пришлось выслушать массу рассуждений о личной жизни Дальмана. Кто-то слышал о том, что у него имелись могущественные недруги. Другой же описал Хенрика Дальмана как крайне сумасбродного господина, который, несмотря на приятную внешность, легко мог рассориться с окружающими. Кнутас главным образом молчал, позволял остальным говорить, что в принципе и следовало делать, ведь любые его слова в конечном счете могли извратить неимоверным образом, что дало бы пищу для новых слухов и только усугубило ситуацию.

Его взгляд скользнул по месту будущего праздника и нескольким белобрысым детишкам, с шумом гонявшимся друг за другом. Их смех и крики напомнили ему о Петре и Нильсе и неумолимо вернули в такие же праздничные дни, когда его близнецы еще не выросли из коротких штанишек. Понимал ли он тогда, какое это было счастье, когда они находились рядом, как прекрасно удостоиться милости называться родителями? Ему вспомнилось, как он и Лине порой уставали и злились, если дети слишком эмоционально себя вели. Петра и Нильс хорошо ладили, но могли и поссориться, как любые брат и сестра. Тогда он и Лине старались не смотреть на них, закатывали глаза к потолку. Порой они едва сдерживались от смеха, когда причина стычки оказывалась слишком банальной. И им не требовалось много слов, чтобы поддержать друг друга, если речь шла о трудностях, связанных с родительскими обязанностями.

Кнутас почувствовал, как тоска нахлынула на него. Он внезапно ощутил сильную потребность остаться наедине с собственными мыслями и, извинившись и сославшись на необходимость посетить туалет, торопливо поцеловал Карин и, покинув компанию, направился в сторону моря. Утром он не замечал у себя никаких признаков меланхолии, но у «майского» столба она с неимоверной силой напомнила о себе.

Он столкнул ногой камень в воду, смотрел, как брызги разлетелись от него в разные стороны. Море было сегодня спокойным. Небольшие волны вяло перекатывались по его блестящей поверхности, явно давая понять, что не способны никому нанести вреда. Он прищурился от солнца. Белое рыбацкое суденышко проплыло мимо. Кнутасу стало интересно, куда оно держит путь. Потеряв семью, свою главную опору в жизни, он сам как бы превратился в лодку, дрейфовавшую в неизвестном направлении. Словно потерявшую руль. Он наклонился и поднял плоский камень, хорошо отполированный водой, провел указательным пальцем по его гладкой поверхности, а потом швырнул в море и проследил, как он с едва слышным всплеском встретился с его поверхностью.

– Андерс!

Кто-то позвал его, оторвав от размышлений. Это была Карин, тоже покинувшая место праздника и сейчас приближавшаяся к нему. Он остановился и подождал ее.

– Я искала тебя, – сказала она и улыбнулась, подойдя. – Куда ты направляешься?

– А…

Он махнул рукой, словно такого ответа было достаточно. А о чем он мог рассказать ей? Что просто шел куда глаза глядят и мечтал вернуться в свою старую жизнь? Тосковал о детях, жалел о том, что они так быстро выросли и что он уделял им когда-то мало внимания? И вдобавок потерял половину себя прежнего, как только рядом с ним не стало Лине, его рыжеволосой любви, которая, похоже, навсегда осталась его неотъемлемой частью совершенно независимо от того, состояли они в браке или нет? Такими размышлениями он не мог поделиться с Карин. Она выглядела такой счастливой, когда взяла его за руку.

Кнутас, естественно, сразу заметил отсутствие у нее традиционного венка на голове и снова на мгновение как живую увидел перед собой Лине. Она любила венки и хорошо умела их плести. И делала это вместе с детьми, сначала собрав с ними цветы. От этого воспоминания его сердце заныло сильнее. Как бы он хотел избавиться от нахлынувших на него картинок прошлого, щелчком пальцев заставить их исчезнуть. Но, несмотря на все его старания, они не спешили уходить.