А потом он увидел вторую. Случилось это ближе к вечеру, по небу ползли тяжелые облака, собирался дождь. После деловой встречи в Сити он пешком возвращался в редакцию. На Ладгейт-Серкус случайно посмотрел вверх и направо, и его взгляд уперся в еще одну гигантскую статую, высившуюся там, где следовало быть виадуку Холборна, да только в положенном месте виадука не оказалось. Статуя была совсем другая, даже больше первой, из какого-то черного материала, и изображала мускулистого обнаженного мужчину, который отчаянно пытался освободиться от чего-то схватившего и душащего его. Секунду-другую статуя возвышалась над Лондоном, ясно различимая, незабываемая, потом, задолго до того, как сменился сигнал светофора и Воули смог перейти улицу, исчезла, а виадук вернулся на прежнее место. На этот раз Воули уже знал, что нет смысла подходить к тому месту, где он видел статую. Поэтому он медленным шагом двинулся дальше, унося с собой образ борющегося мужчины, лицо которого отражало неимоверные усилия и боль. И по пути Воули сказал себе: пусть статуи и значительно отличались друг от друга, обе принадлежали к одному историческому периоду, и соорудил их один и тот же народ, хотя Воули и не знал, что это за народ, и когда и где он жил.
— Ты чем-то расстроен, не так ли, Уолтер? — спросил его тем же вечером Фрайсон, редактор спортивного отдела, когда они сидели в баре за стаканчиком виски. — Это дождь нагоняет на тебя тоску?
— Да, немного, но дело не в этом, — ответил Воули. — Ты только не падай со стула, хорошо? Я вижу то, чего нет, чего не видят другие. Нет, — торопливо добавил он, — этого я утверждать не могу. Вполне возможно, что другие люди тоже это видят, но никому об этом не говорят, как молчал и я. Да, я знаю… ты понятия не имеешь, о чем я толкую. Так что, слушай. Дело в том, Артур, что я дважды видел гигантские статуи. — И он описал сначала первую, потом вторую, упомянув также и про обстоятельства, при которых это произошло.
К счастью, Фрайсон не стал отпускать шуток по поводу статуй и изложил свои соображения на сей счёт.
— Так вот, если ты спросишь меня, Уолтер, я скажу, что в первый раз, в автобусе, ты просто задремал, — со мной такое часто случается, — и во сне увидел статую в парке. А вторую ты выдумал, слишком часто думая о первой. Ты ведь уже ждал, что где-нибудь когда-нибудь увидишь еще одну, не так ли?
— Я бы с тобой согласился, — с жаром воскликнул Воули, — если б эти статуи были такие же, как наши, только больше размером. Но они не такие. Они отличаются от наших. Совсем на них не похожи. Если бы я их выдумал, они не выглядели бы такими странными.
— С тобой всё в порядке, Уолтер?
— Крыша у меня не поехала, если ты об этом спрашиваешь. Но в том, что со мной всё нормально, уверенности у меня нет, хотя, с другой стороны, в порядке ли ты или любой другой, можно ли быть уверенным, что с тобой или любым из наших знакомых всё в полном порядке? Меня это уже давно тревожит, а статуи только все усугубили. Артур, — в голосе Воули звучала непоколебимая уверенность, — мы не смогли бы воздвигнуть такие статуи. Это нам не по силам.
— Я могу придумать многое, что хорошо бы построить в Лондоне, но мысль о статуях в восемьдесят или сто футов высотой придёт мне в последнюю очередь. По мне, это напрасные материальные и физические затраты.
— Ты бы так не говорил, если бы увидел их, Артур. Впрочем, я видел их лишь несколько секунд…
— Если ты вообще их видел…
— Думаю, видел, и этого мне достаточно, — раздражённо воскликнул Воули. — И пусть я видел их всего несколько секунд, главное, что они — не просто некие вещи, на которые смотришь, а потом тут же о них забываешь. Они явно что-то значили, — только не спрашивай меня, что именно, — и человек, увидев их, не мог остаться к ним безразличным. Что же касается напрасных материальных и физических затрат… не этим ли мы постоянно занимаемся? Вырубаем целые леса только для того, чтобы печатать всю эту гали…
— Слушай, помолчи, а то кто-нибудь услышит.
— Но ты понимаешь, о чем я, Артур.
— Разумеется, понимаю, Уолтер. Однако эти статуи мне не нравятся, и на твоем месте я перестал бы их видеть. Когда у тебя в этом году отпуск?
— Если повезёт, в начале сентября. Но только не думай, что у меня не все ладно с головой, старина, и, пожалуйста… никому ни слова.
— Можешь не беспокоиться, — заверил его Фрайсон. — Но и тебе не стоит придавать этому такое значение. Ты наш надежный, закаленный в сражениях боевой конь. Один из лучших. И незачем тебе видеть то, чего нет.