Другое море

Все, не исключая Янеса, уже считали его погибшим, но Энрико знал, как надо поступить. Кровопускание, что устраивал он лошадям в Патагонии. Он почти обескровил себя, какое это облегчение — чувствовать, как от тебя уходит часть тебя самого, столько бесполезных, излишних отбросов, он напивался граппой до бесчувствия и потери сознания и, уже ничего больше не понимая, продолжал время от времени делать глоток из бутылки. Спустя несколько дней он уже мог различать цвет стен, видеть стол и стулья, слабость, разлитая повсюду в теле, стала мягкой и приятной.

Лини заботилась о том, чтобы его никто не тревожил, но в один из дней, решительно отстранив ее, старая синьора, заявившая, что она мать Карло, вошла в комнату Энрико. Темные глаза, глаза Карло и Паулы, горькая складка вокруг рта… Уходя, она оставила на комоде флорентийскую лампаду с высокой ножкой и двумя горловинами. Это лампада Карло, та, что погасла от избытка перелившегося через край масла. Синьора вышла, Лини, провожавшая ее до порога, краем глаза увидела лампаду и то, как Энрико, опираясь на подушки, внимательно ее разглядывает.

IV

21 сентября 1933 года местопребывание Энрико изменилось, из округа Гориции он переехал в округ Умаго в Истрии. Эта зафиксированная бюрократами перемена была одним из тех немногих следов его существования, что трудно запутать. Бегство в Аргентину оказалось нигде не зарегистрированным, поэтому ему трудно было точно восстановить в памяти детали той истории, в ней поблекли места и времена происходивших событий, которые могли бы четко засвидетельствовать записи в бумагах. Умаго означало, разумеется, Сальворе, бывшее его составной частью.

Это было время, когда он вызвал неподдельный интерес у людей, производивших записи в государственных книгах регистрации гражданских актов и кадастровых реестрах. В 1934 году Энрико женился на Аните Предонцани. Она красива, очень красива, служит на почте в Сальворе. Она тут же проявила большую симпатию к нему и намеревается, рассчитывая на свою грацию и свою способность спокойно идти к поставленной цели, сделать его меньшим дикарем. Эмма Луццато Михельштедтер, мать Карло, поздравила его, восхвалив благоразумность брака вообще и женитьбы в частности, хотя она и написала, что «не может привыкнуть к мысли, что Мреуле мог стать мужем». Паула тоже вышла замуж за одного швейцарца, немного странно, что теперь она зовется Винтелер.

Энрико принадлежат четыре гектара земли, которую ему продала семья Бенедетти, оливковые деревья, несколько посадок виноградной лозы, немного фруктовых деревьев и участок поросшего пиниями побережья там, где они остановились в тот вечер в августе 1909 года с Карло, Нино и Фульви-арджаулой. Из Гориции он привез кое-что из мебели, выбранной на мебельном складе среди стоявших там более громоздких и источенных червями образцов, и запас старой одежды, так, по крайней мере, никогда не понадобится покупать новой. В доме нет никаких часов, лишь солнечные часы снаружи, прибитые к сероватой стене. Двух стульев у кровати более чем достаточно для того, чтобы повесить на них одежду. Когда ложишься спать, удовольствие доставляет независимость от абсолютно не обязательных вещей, а также и равнодушное отношение к вещам необходимым. Nacktes, kahles Selbst [53], помечает он в синей тетради, обнаженная и голая суть личности, штиль желаний, ни единого дуновения ветра в сердце.

В доме нет ни электрического света, ни радио. Анита обнаружила, что он более бесчувствен, чем она раньше полагала, и даже в те моменты, когда они лежат под одеялом, ей не удается уговорить его передумать. Для чтения вечерами ему хватает лампады Карло. Книги находятся в большом, обитом медными гвоздями бауле или под кроватью, между досками и матрасом. Когда Энрико, опершись на подушки, возлежит на кровати, он может на ощупь, не глядя вытащить любую нужную ему книгу. Он знает на память, где располагаются проповеди Будды или стихи Карло, рука в темноте не ошибется даже на пять сантиметров. Из поэзии вечерами больше всего он читает «К Сении», «о виденном на дне морском тебе лишь, Сения, хочу поведать».