Другое начало

Никакому коллективу, даже самому большому, не гарантирована верность своей правде. Это значит, что в начале политики стоит черновая работа разбора завалов. Ничего страшного. Всякую свалку можно со временем разобрать. Всего больше грязи как раз вокруг главного. Между своим и своим, собственным и собственным, родом как мысленным обобщением и родом как родным, между толпой и государством различить в конечном счете удастся, тем более что для нас нет ничего важнее. То, что Гегель называет духом народа ( «государство в качестве духа народа есть вместе с тем проникающий все его отношения закон», §    274), существует и заставит к себе прислушаться, хотя для того придется расчистить нагромождения вокруг духа, народа и сначала по-новому услышать эти слова: дух как дыхание, народ как мир.

Принцип свободы собственности, признаваемый или нет, так или иначе осуществляет себя явочным порядком. Против юридической собственности в военное и революционное время принимаются жесткие, иногда уничтожающие меры. Менее бросаются в глаза, хотя долгосрочно более эффективны идеологические меры в виде признания захвата собственности безнравственным, нецивилизованным, некультурным, воровством (Прудон). Спазматическое принятие срочных мер вокруг собственности разрушает, наоборот, вещество и тело, т.е. как раз не то, что должно быть врагом нравственного усилия.

Другое, в чем дает о себе знать подспудная работа свободы собственности, это легкость расставания с ней, по крайней мере у нас. Известна готовность, с какой российские капиталисты отдавали собственность революционерам.

Если в России частная собственность так легко, почти без сопротивления, была сметена вихрем социалистических страстей, то только потому, что слишком слаба была вера в правду частной собственности, и сами ограбляемые собственники, негодуя на грабителей по личным мотивам, в глубине души не верили в свое право, не сознавали его священности, не чувствовали своей обязанности его защищать, более того, втайне были убеждены в нравственной справедливости последних целей социалистов… Требование, чтобы мое оставалось при мне… никоим образом не может претендовать именно на абсолютную нравственную авторитетность[221].

Нет оснований ждать, что в третьем тысячелетии настроение здесь заметно изменится. Отказом признать нашей действительной историей то, что с нами произошло и происходит, мы готовим себя к новым переменам, которые уже не смогут не быть такими же резкими как и те, с какими мы согласились. Что на новом и, похоже, неизбежном повороте мало что останется от того, что теперь называют приватизацией, совсем не исключено. Как в случае с построением социализма в одной отдельно взятой стране, выходом из тупика сможет стать и скорее всего станет своеобразная интеграция в мировую структуру. Как и в случае с социализмом, эта интеграция примет в России формы самобытного изживания схем индустриального общества потребления.

1994

Крепостное право [222]

1. В 1999 году западный юрист подводила итоги правового государства в России.

Россия не стала ни правовым государством, ни экономикой регулируемого рынка […] Парадоксальным образом принятие, среди больших трений, Конституции в декабре 1993 года ознаменовало конец краткого периода конституционализма в России […] Без боязни противоречия я сказала бы, что Россия живет в состоянии «стабильной неуравновешенности»[223].

Стабильная неуравновешенность, d'es'equilibre stable, суждение о состоянии России в 1999 году, в точности соответствует перманентной революции, r'evolution permanente, кюстиновскому диагнозу 1839 года[224].«Предпочтение размытости» означает радикальное, по-настоящему революционное презрение к уставному (писаному) праву в пользу норм, создаваемых прагматически конкретно в каждой ситуации, конечно с какой-то оглядкой на принципы права, но без веры в их стабильность, по настроению, как случится, из практических или страстных соображений.

Как назвать ситуацию, когда нормы поведения, не только неписаные, но и подробные предписанные безусловно существует, но не предполагают правления права, а создаются существующей властью и подвластными ad hoc из понимания человека и ситуации и гибко меняются по обстоятельствам. Что стабильно в этой системе. Швейцарский юрист думает, что стабильна только неуравновешенность. Мы интуитивно ощущаем, что в нашем обществе, при всей неопределенности ситуации  с конституцией и правами человека, существует жесткая норма. Это чувствуется на каждом шагу, например при получении паспорта и регистрации.