Другое небо

В субботу вечером они устроили у нас в квартире целую научную конференцию. Разумеется, пришли Клара и Макс, а еще инженер Фил Драм — тот самый — и трое других, что работали над созданием "солнечной ловушки". Фил Драм был очень собой доволен, потому что как раз успел закончить одну из этих штуковин — солнечную батарейку — и захватил ее с собой. Я думаю, что Максу или Саймону сделать такое и в голову бы не пришло. Как только они осознавали, что сделать что-либо возможно в принципе, результат этот их и удовлетворял, и они тут же начинали заниматься новой проблемой. А Фил распеленывал свое детище, так умиленно над ним приговаривая, что тут же посыпались шутки: "О, господин Ватсон[31], не уделите ли нам, простым смертным, минутку внимания?", или "Эй ты, новоиспеченный Уилбур[32], что это ты все в облаках витаешь!", или еще "Слушай, психопат, ты зачем сюда столько грязи натащил? Ну-ка выкини все вместе с этой мерзостью за окошко!", и еще дикий вопль "Уй-уй, жжется, жжется, ай-яй-яй!" Последнее принадлежало Максу, который действительно здорово смахивал на доисторического человека. А Фил в это время объяснял, что уже экспериментировал со своей батарейкой, — она в течение минуты собирала солнечную энергию в городском парке. Это было в четыре часа дня, и шел легкий дождик. Поскольку с четверга в западной части города электричество не отключали, то мы могли испытать батарейку, не вызывая подозрений.

Фил подсоединил шнур от настольной лампы к своей батарейке, и мы выключили свет. Лампочка горела раза в два по крайней мере ярче, чем прежде, на полные свои сорок ватт — городская электросеть, разумеется, никогда не обеспечивала полного накала. Мы смотрели во все глаза. Это была настольная лампа, купленная в дешевеньком магазине, из какой-то якобы "золотой" железки и с пластиковым белым абажуром.

— Ярче тысячи солнц[33], - прошептал со своей постели Саймон.

— Неужели, — сказала Клара Эдмондс, — мы, физики, попав в пустыню Син[34], умудрились выйти из нее невредимыми?

— Да уж, это-то никак не используешь для изготовления бомб, мечтательно произнес Макс.

— Бомбы! — презрительно воскликнул Фил Драм. — Бомбы это старо. Ясно ведь, что с такой энергией в руках мы горы можем сдвинуть! Вот возьмем Маунт Худ, перенесем на другое место и снова аккуратненько на землю опустим. Да мы можем антарктические льды растопить, можем реку Конго заморозить. Или утопить материк. Дайте мне точку опоры, и я переверну шар земной! Что ж, Архимед, вот ты и получил свою точку опоры. Солнце.

— О господи, — простонал Саймон, — "жучок", Бэлл!

Дверь в ванную была закрыта, и я заранее обернула "жучок" ватой, но Саймон был прав: если его друзья и дальше собираются продолжать в том же духе, то, чтобы их заглушить, лишний источник шума не помешает. И хотя мне очень приятно было смотреть на них в ярком свете настольной лампы — у них у всех были очень хорошие, интересные, отмеченные страданием лица, в чем-то похожие на отполированные временем деревянные поручни надежного моста над стремительным горным потоком, — мне не слишком хотелось слушать в эту ночь, как они говорят. И вовсе не потому, что сама я к их науке никакого отношения не имею, вовсе не потому, что мне что-то не нравилось в их теориях, или я не была с чем-то согласна, или не верила их планам. Нет! Просто их замечательные, их прекрасные речи причиняли мне боль. Потому что эти люди не имели права даже радоваться вслух сделанной ими работе, своему удивительному открытию — наоборот, они должны были прятаться и говорить об этом шепотом. Даже на улицу, к солнцу, они со своим открытием не могли выйти!

Я взяла альт, пошла в ванную, села на крышку унитаза и довольно долго играла этюды. Потом попыталась немного поразучивать свою партию из трио Фореста, но эта музыка показалась мне какой-то слишком жизнеутверждающей. Я сыграла соло для альта из "Гарольда в Италии", эта музыка прекрасна, но настроение было все же не то. Они там, в комнате, продолжали шуметь. И я начала импровизировать.