Другой

Сначала очередь к врачу, потом на рентген, опять к врачу, снова… и в конце-концов — долгожданная операционная. Все-таки перелом, причем не простой; треснуло запястье, сломались две косточки в кисти. Не вывих, как я думал, — гораздо серьезней; признаться — до последнего подозревал беднягу в симулянстве, — каюсь.

Операцию делали под общим наркозом. Мы с Игорем ждали возле операционной, на втором этаже, в коридоре. В отличии от первого, на втором, людей почти не было: я и белорус, рядом — щеголеватого вида старик, в кричащей ковбойской шляпе, рубашке с закатанными рукавами, узких кожаных брюках, и… Хотя, не стоит пускаться в подробные описания, если интересно — в Медвежьегорске его должны знать, найти не сложно.

Рядом с ним, два породистых бомжика, — описывать? Ну, разве что, так: Еще есть два типа с синими, с трудом натянутыми (на скулы и лоб) — лицами. Оба опухшие, беззубые; свежие шрамы на передней — лицевой части черепа, впопыхах перемазаны зеленкой, на одном одета… Впрочем, много чести, достаточно. Хотя, когда на них смотрел, непроизвольно улыбался, и не потому, что в них было что-то смешное, нет, даже наоборот, — просто вспомнилась история:

Судя по внешнему сходству, их близкого родственника (дедушку или внука) мне доводилось встречать в Питере, и не раз. Если коротко, то: Идем мы со "здоровым" по набережной Невы, проходим, как раз мимо "такого вот". Вид, неаккуратного мужчины выдернул Сергея из задумчивости; друга передернуло, лицо скривилось, и громко, со злостью, сквозь зубы: "Вот он, — блядь!" — Наконец-то он нашел его! Сколь ж можно?! — примерно, такой смысл содержало восклицание. Это в общем-то вся история.

Мы долго сидели на длинной кожаной скамье, потом Игорь принялся ходить по коридору туда сюда, из конца в конец, потом остановился возле окна, и больше полу часа стоял возле него, рассматривая больничный двор.

Мне надоело сидеть, я лег на спину, закрыл глаза, при этом ноги остались на полу. Минут через пять снял туфли, вытянулся полностью, зевнул, потянулся в предвкушении хорошего сна.

Меня разбудил Игорь, он с кем-то разговаривал. Открыл глаза, и никого рядом с ним не увидел: в коридоре пусто: остались только мы. Значит, это он со мной?

"… в профессии, а не людях, — услышал я, конец какой-то фразы, и дальше: — Особенно это заметно у медиков. Рекламисты зарабатывают на нашем желании заработать, адвокаты на незнании законов, даже подлые формалисты гаишники, штрафуют в общем-то за дело, а эти… Эти знают, — выбора у нас нет. Эти берут по максиму. Добро, их созидательного ремесла — адекватно злу их алчности. Где мы возьмем деньги, и как мы потом будем жить, им не интересно. Нет, я не осуждаю… я констатирую. Издержки профессии: из работяги, учителя, водителя такси, — мерзость прет, под куда меньшим давлением. Хотя — это те же люди; я их не делю. Но, как чувствуется разница в отношении к богатым и бедным больным… Терпеть не мог… а потом… потом, мама работала в больнице, правда, недолго… Даже, моя добрая, справедливая мама, из кожи вон угождала щедрым, а с другими… И ты знаешь? Я ей это простил. И сразу я простил всех… Хотя нет, не сразу. Это был долгий противоречивый миг переосмысления. Я очень многое могу простить бедности, Глеб. Но, дело не в бедности. Бедность, это так, для самоуспокоения. Если бы Тарас простил сына Андрея, ему пришлось бы простить и оправдать любое предательство, понимаешь?.. Свои пороки, мы и другим прощаем. И эти гайцы — сволочи конечно, но… Я не держу на них зла… Жена, говорит, у него, беременная…"

Он еще что-то говорил, а я никак не мог понять, — о чем он? На что он не держит зла?.. Какие ребятишки?.. Какие машины?.. Что, за отморозки?..

Вслушался, кажется понял, и вдруг ощутил бледность своего лица, услышал сердце, почувствовал, как кровь отхлынула от пальцев. Никогда, не был трусом, может, это нормальная реакция, может, так человек мобилизует силы, для… для…

— Ты уверен? — спрашиваю.

— В смысле? А, да, конечно… Так вот, о чем я?..

Быстро одел туфли, подбежал к окну:

— Вот черт! Давно они здесь? — спрашиваю.

— Кто? А, эти… Да. Ты меня сбил…

— Блин Игорь, надо что-то делать… Бежать надо…

— Бежать? — тихо, почти про себя, спросил Игорь. — Отвернул от меня лицо, опять посмотрел в окно:

— Осень в этом году будет ранняя, столько желтых листьев… Но, я бы не сказал, что холодно, а деревья уже… да? Может, здесь всегда так? Как в Забайкалье: июнь — еще не лето, июль — уже не лето. Когда я жил в Краснокаменске…

— Игорь!

Он отвернулся от окна, положил руку мне на плечо, смотрит в глаза, улыбнулся:

— Не переживай ты так. Сейчас, Антон очухается, и вы уйдете, через задний двор…

— А ты?

Игорь опустил взгляд, опять повернулся к окну: — Думаю… договоримся.

— С этими?.. Не договоришься… Не получится — Игорь. Они не договариваться приехали. Берем Антона на руки, и уходим… Игорь! Ну, чего стоишь?!

— Машину оставим, да?..

— Да плевать на нее… Мне нужно время, я все утрясу…

— Это радует… Это очень хорошо Глеб, — сказал он. Протянул мне руку: — Давай прощаться.