Другой

Жилище Антона Григорьевича было четырехэтажным, обнесенное высокой оградой в виде копий со щитами, со шлагбаумом и будкой на единственном въезде. Егор попытался проскользнуть через калитку рядом, но не тут-то было: закрыто. Строгий голос немедленно осведомился:

– Куда прёшь, сопляк? А ну подь сюды.

Хозяином будки оказался седовласый мужчина в новеньком камуфляже. На улице было прохладно – конец октября, и поверх новенькой униформы на охраннике красовалась замызганная, очевидно – любимая, душегрейка. Выяснив, куда направляется Егор, охранник ткнул в нужную кнопку на пульте, взял трубку и, услышав: «Говори», – сказал:

– Антон Григорьевич, тут к вам пацан какой-то. По приглашению, мол.

– Всё правильно, Семёныч, – раздалось в трубке. – Объясни и пропусти.

Подъезд в доме имелся один. Тихонько, очевидно, подчиняясь манипуляциям Семёныча, щелкнула массивная дверь. Квартир на этаже было две. Лифтов тоже. Пол был облицован, насколько разбирался в этом Егор, под гранит, на стенах висели картины. Прямо в подъезде.

Хмыкнув, Егор неспешно поднялся по широкой лестнице на третий этаж. Встал перед дверью – мощной, отливающей багрянцем, вздохнул и…

Дверь открылась сама. За ней никого не было.

Егор помялся и ступил за порог. Дверь немедленно закрылась.

Коридор был длинный и заканчивался аркой. Из неё вдруг выскочила девушка, оказалось рядом с Егором.

Он тут же задохнулся. Это была… она. Зеленоглазая.

Подошёл и Антон Григорьевич, некоторое время созерцал на две застывшие фигуры. Хмыкнул, бросил:

– Знакомьтесь. Жду в гостиной.

Ещё через какое-то время девушка прошептала:

– Какое странное чувство. Я же тебя видела… Но где, где? Не во сне же?

Разжал рот и Егор:

– Тебя звать-то как?

– Маша, – уже нормальным голосом произнесла новая знакомая, протягивая руку.

– Егор, – ответствовал визави, осторожно пожимая тоненькие пальчики.

– Ну, пошли. Папа ждет, а он человек о-очень занятой!

Сказано это было тепло, но с подковыркой.

«А что же мама?» – подумал Его,       но вслух ничего не сказал. Он был тактичным молодым человеком.

Взору предстала современная гостиная: белый стол, белые стулья, черный прямоугольник «плазмы» на декоративно-оштукатуренной стене. Никаких люстр, пуфиков, бархатных занавесей на окнах. Не раздражающий нервные окончания минимализм, одним словом. Что при этом испытывала душа – трудно сказать. Возможно, что и сожаление.

Устроились на стульях. На массивном столе (мраморном, что ли?) громоздилась ресторанная снедь: многочисленные кастрюльки и судочки с неясным содержимым.

– Ну-с, молодые люди, давайте-ка поедим, – весело произнёс хозяин торжества, окидывая взглядом собравшихся. И вдруг замер, обнаружив прелюбопытнейший факт.

«Ба, как же они похожи друг на друга! Причем даже не внешне, а… Глаза у обоих сияют: у Машки зелёные, как светофор, а у молодца этого – светло-серые, как… даже не знаю – как, я всё-таки ученый, а не лирик».

Антон Григорьевич вышел из ступора, положил себе чего там из судка и начал жевать, бросая украдкой взгляды на парочку напротив него.

«И эти выражения лиц… Как будто они прислушиваются к чему-то там, внутри себя. Есть, однако, в них некая настороженность, может быть даже… страх? Ох, не просты детишки. А ты чего хотел?»

Пока хозяин квартиры предавался подобным размышлениям, молодые люди делали вид, что пробуют угощение. Обоим, впрочем, было не до этого: Егор мучительно краснел, как только Маша случайно задевала его локтем, а та мучительно ворошила сознание в надежде вспомнить, где же она видела гостя. Потом закрыла глаза, попыталась ни о чём не думать, глубоко вздохнула, вскинула ресницы и посмотрела в лицо Егора. Ей показалось, что вот сейчас, сейчас… схватит она за хвостик что-то важное… но – нет. Хвостик ускользнул.

Когда Маша в упор уставилась на Егора, тот в смятении уронил на паркет сначала вилку, а потом, неуклюже пытаясь её достать, и тарелку. Маша бросилась ему помогать, и, естественно, они столкнулись лбами. Сильно, потому как оба плохо контролировали происходящее с ними.

И тут, в некотором ошеломлении взирая на скачущие перед глазами «зайчики», девушка вспомнила! Да – она видела его – Его-рра! – во сне, именно во сне! Причем как бы и себя там видела… Видела, как открыла один глаз – почему один? – и подмигнула сновидению. А потом… Что же было потом? Маша зажмурила глаза. «Ничего. Провал в черноту». Точно. И голова утром болела. И очень тревожно было за папу.

Маша, потирая лоб, уселась на модерновый стульчик, лениво повела глазками в сторону соседа: «А какого, собственно, ты мне снишься, а? У меня и без тебя воздыхателей полно. И во сне уже от них покоя нет».

То, что Егор, на неё «запал», сомнению не подлежало. Нет, конечно, он милый. И необычный. Проникнуть в её сон… Круто. «А ведь мне хорошо с ним. Флюиды от него, что ли, какие исходят? Эй! Ты что – поплыла?»

Тут она вдруг чихнула. Вздрогнув, Антон Григорьевич отложил приборы, тряхнул головой и промолвил:

– Так, время дарить подарки. Машенька, извини, но это не тебе. Понимаешь… – Научное светило немного замялось. – Егор мне жизнь спас.