«Группа артистов, в которую входил и я, выехала с концертами в столицу Дагестана. Гвоздь программы, «паровоз» – Аркадий Райкин. Два концерта в день по два часа…
Условие, выдвинутое Райкиным, – он работает 45 минут в начале концерта и 20 минут в конце. На остальных – а нас, кроме него, было четверо – по 15 минут. На все наши уговоры, что ему будет трудно, что мы, допустим, можем работать по 25–30 минут, он вместо первых 45 минут – 25–30, сухой категоричный отказ: «Зритель не виноват».
Начали концерт. Вышел Райкин. И тут я увидел, насколько он болен, почувствовал, как ему трудно, как болят у него ноги… Перед микрофоном стоит старый, седой как лунь, больной человек. Худой, хрупкий, неспособный свободно двигаться.
Раздается усиленный динамиками тихий, хрипловатый, родной райкинский голос.
«Не выдержит, не выдержит он 45 минут, не сможет…» – мелькнула мысль.
За кулисами напряженно застыли пожарники, артисты, в полумраке белеет халат врача со шприцем и лекарствами наготове.
Но вот первый смех в зале, аплодисменты… Еще реакция, еще…
Райкинский голос крепнет, приобретает уверенность, Райкин на глазах чуть молодеет, перестает дрожать его рука…
Один монолог, второй, третий, бурная реакция, грохот аплодисментов…
И пролетели 45 минут, словно их и не было.
И вот он за кулисами, подхвачен врачом, еле передвигая почти несгибающиеся ноги, идет к себе в гримерную, отдыхать…
Мои 15 минут быстро пролетели, работают уже другие артисты, и вот концовка, и снова Райкин. Заканчивая выступление, он прощается с публикой, напевая песенку о зрителе в девятом ряду, о зрителе, оставшемся верным Райкину, несмотря на его старость, болезни. Несмотря на время.
Я слушал эту песенку, и так горько мне стало. До слез. Ведь это на самом деле, возможно, в последний раз.
И такая благодарность во всем облике Райкина – за верность, за любовь… Прощайте…»
А вот еще одно воспоминание – из разряда анекдотичных. Слово – В. Михайловскому:
«Была у нас миниатюра про доярку, которую послали в Париж делиться опытом. Выходит Райкин на сцену и говорит: «Поехали наши на выставку и взяли с собой доярку с аппаратом, чтобы она показывала, как надо давать…» Тут Райкин задумался и поправился: «То есть доить…» И зал, и все за кулисами легли от хохота. Но самое страшное – сам Аркадий Исаакович чуть не вдвое согнулся и вот-вот расхохочется. Он ведь очень был смешливый, из-за ерунды смеялся до слез и не мог остановиться…»