«В центре Георгиевского зала стоят четыре стола. За ними сидят, как я потом подсчитал, шестьдесят человек – по числу лет Сталина. Нас встречает М. Б. Храпченко, председатель Комитета по делам искусств. Он-то и дал распоряжение привезти меня на этот второй, уже не запланированный концерт. (Первый давно закончился, а гости не расходились. Надо было их чем-то занять).
Храпченко берет стул, на который я, войдя в зал, положил свои «носы» и прочие аксессуары, ставит его прямо перед столом Сталина, примерно в двух метрах от него. То есть выступать я должен не на эстраде, которая где-то в конце зала, а прямо на паркете возле центрального стола.
Я смотрю на всех и продолжаю думать о чае. На столах, однако, все, что угодно, кроме чая. Но надо начинать. Читаю «Мишку». Быстрое изменение внешности, и появляется первый персонаж – докладчик, пользующийся набившими оскомину штампами.
Сталин, по-видимому, решил, что на этом мое выступление закончилось. Он наливает в фужер вина, выходит из-за стола, делает два шага в мою сторону и подает мне фужер. Пригубив, я ставлю бокал и продолжаю номер. В моем «человеке с авоськой» присутствующие усматривают сходство с Дмитрием Захаровичем Мануильским.
Это вызвало оживление.
Сталин у кого-то спрашивает, что это у моего персонажа за сетка: ему объясняют – для продуктов.
Я заканчиваю. Сталин усаживает меня перед собой. До восьми, то есть около трех часов, я сижу напротив него. По одну сторону от него – Молотов, по другую – Микоян и Каганович. Помню, Сталин вынимает из кармана, по-видимому, давно служившие ему стальные часы. Это знак, что пора уходить. На что Микоян (он со Сталиным на «ты») говорит:
– Сегодня ты не имеешь никакого права. Мы празднуем здесь твой день рождения, мы решаем.
Ворошилов провозглашает тост за великого Сталина. Сталин никак не реагирует, словно его это не касается. Следующий тост произносит сам:
– За талантливых артистов, вот вроде вас!..»
В том, что Сталин разглядел в Райкине особенный талант и в течение последующих четырнадцати лет этот талант всячески опекал и поддерживал, нет ничего удивительного. Вождь разбирался в искусстве, впрочем, как и во многом другом. Вопреки мнению отдельных историков, привыкших демонизировать образ вождя, Сталин был образованным человеком (его личная библиотека насчитывала около трех тысяч книг, причем почти во всех были его пометки – значит, эти книги Сталин читал и анализировал) и ценил хороший юмор. Он был поклонником творчества Чарли Чаплина, а из родных комиков больше всего ценил фильмы с участием Игоря Ильинского – по сути, продолжателя чаплинского таланта. Любимыми фильмами Сталина были две комедии Григория Александрова: «Веселые ребята» (1934) и «Волга-Волга» (1938; последний фильм он знал наизусть, буквально до каждой реплики, поскольку смотрел его в своем кремлевском кинотеатре не один десяток раз).