Другой берег

Делия уже заметила что-то странное в голосе Сонни. Нет, конечно, она могла и забыть голос Сонни, но все же… Она поймала себя на том, что, еще не зная, о чем он хочет спросить, уже пытается догадаться, звонит ли он ей из тюрьмы или из какого-нибудь бара… В его голосе, за его голосом затаилась тишина, и когда Сонни замолкал, в тишину, в кромешную ночную тишину погружалось все.

— …всего один вопрос. Делия?

Бэби, сидевший в своей кроватке наклонив голову, с любопытством смотрел на мать. Судя по всему, плакать он не собирался. Радио из противоположного угла комнаты вновь провизжало: семь двадцать пять. А ведь Делия еще не поставила подогревать молоко для ребенка, еще не повесила сушиться выстиранное белье…

— Делия… я хочу знать, простишь ли ты меня.

— Нет, Сонни. Я тебя не прощаю.

— Делия…

— Да, Сонни.

— Ты меня не прощаешь?

— Нет, Сонни, прощение теперь ничего не стоит… Прощают тех, кого еще хоть немного любят… но из за Бэби, из-за Бэби я тебя не прощаю.

— Из-за Бэби? Делия, неужели ты думаешь, что я способен забыть его?

— Не знаю, Сонни. Но я тебя ни за что к нему не подпустила бы, он теперь только мой ребенок, только мой. Ни за что не разрешила бы тебе…

— Это уже неважно, — донесся до Делии голос Сонни, и она снова, только с еще большей силой, почувствовала, что в этом голосе чего-то недоставало (или наоборот — было в избытке?).

— Откуда ты звонишь?

— Это тоже неважно, — ответил голос Сонни так, словно ему стало уже тяжело и больно отвечать.

— Но дело в том…

— Давай не будем об этом, Делия.

— Ладно, Сонни.

(Семь двадцать семь.)

— Делия… представь, что я ухожу.

— Ты — уходишь? А зачем?

— Должен уйти, Делия.… Так получилось… Пойми ты, пойми же! Уйти так, уйти без твоего прощения… уйти вот так, безо всего, Делия… обнаженным… обнаженным и одиноким…

(Такой странный голос. Голос Сонни, звучащий как не его голос, и тем не менее голос, принадлежащий ему, Сонни.)

— Вот так, безо всего, Делия… Голым и одиноким… ухожу ни с чем, кроме вины… Без прощения, без твоего прощения, Делия!

— Почему ты так странно говоришь, Сонни?

— Сам не знаю… Мне так одиноко, мне так не хватает тепла, ласки… мне так не по себе…

— Но…

Словно сквозь туман, Делия смотрела прямо перед собой, в одну точку. Часы: семь двадцать девять; минутная стрелка совпала с четкой линией, предшествующей другой, более толстой, обозначающей половину часа.

— Делия!.. Делия!..

— Откуда ты звонишь? — закричала она, наклоняясь к телефону; страх стал закрадываться в ее душу, страх и любовь, а еще — жажда, страшная жажда, нестерпимое желание причесать пальцами темные волосы Сонни, поцеловать его в губы… — Откуда ты звонишь? — вновь прокричала она.

— …

— Где ты, Сонни?

— …

— Сонни!

— …

— Алло, алло! Сонни!

— Прости меня, Делия…

Любовь, любовь, любовь. Прощение? Какая глупость…

— Сонни! Сонни, приезжай!.. Приезжай, я тебя жду! Приезжай!

( «Господи! Господи!» )

— …

— Сонни!..

— …

— Сонни! Сонни!!!

— …

Пустота.

Семь тридцать. На часах. И по радио: «хи-хи». Часы, радио и Бэби, которому хочется есть и который озадаченно смотрит на мать, удивленный тем, что его почему-то не кормят.

Плакать и плакать. Отдаться потоку слез, рядом с безмолвным малышом, словно осознавшим, что в сравнении с этим плачем все его хныканье будет лишь жалкой подделкой, что в такой миг подобает лишь одно — молчать. Из репродуктора донеслись мягкие текучие аккорды фортепьяно, и Бэби незаметно для себя заснул, положив голову на мамину руку. Словно огромное чуткое ухо заняло все пространство комнаты, всхлипывания Делии возносились по спиралям невидимой раковины из вещей и мебели, постепенно затихали, изнывая от усталости, и превращались в едва слышные стоны, перед тем как окончательно заблудиться в дальних закоулках тишины.

Звонок в дверь. Один короткий сухой звонок. И — чье-то покашливание.

— Стив!

— Да, Делия, — ответил Стив Салливан. — Я тут проходил мимо и…

Долгое молчание.

— Стив… Вас прислал?..

— Нет, Делия.

Стив выглядел расстроенным, и Делия совершенно машинальным жестом пригласила его войти. Она заметила, что Стив вошел соврём не так уверенно, как раньше, — когда он заходил за Сонни или заглядывал к ним на обед.

— Садитесь, Стив.

— Нет-нет… я только на минутку. Делия, вы ничего не знаете о…

— Нет, ничего.

— И вы, наверное, его больше не любите…

— Нет, Стив. Я его больше не люблю. А в чем дело?

— Мне нужно вам кое-что сказать…

— Вы от сеньоры Моррис?

— Это касается Сонни.

— Сонни? Его посадили?

— Нет, Делия.

Делия бессильно опустилась на табуретку. Ее рука коснулась телефонной трубки — уже остывшей.

— А… а я решила, что он из тюрьмы звонит…

— Он вам звонил?

— Да, Стив. Хотел попросить у меня прощения.

— Сонни? Сонни просил у вас прощения по телефону?

— Да, Стив. И я его не простила. Ни я, ни Бэби — мы не можем его простить.

— Делия!

— Не можем, Стив. И потом… потом… не смотрите на меня так… потом я разревелась, как последняя дура… у меня все глаза красные… я даже захотела, чтобы… но ведь вы сказали, что у вас есть новости… новости от Сонни… или о нем…

— Делия…