Другой Париж: изнанка города

– Какое пророчество? – Я хотел сказать ей, что только что читал о чьем-то другом пророчестве в стихах Мориа, но слова застыли у меня в горле.

Моника медленно прошла мимо меня к огню и протянула руки над ним, опуская ладони все ниже к языкам пламени.

– Мать говорила – это слышали Мориа и дядюшка Янош, – что однажды цыганка из древнего рода уйдет из табора, встретив человека издалека. Только она сама сможет совершить для себя такой выбор. А потом у нее родится дочь, которая будет сильнее всех других женщин в роду, потому что сама святая Сара будет с ней и отдаст ей всю свою силу. Моя мать не смогла уйти, когда встретила свою любовь, может быть, поэтому она так рано умерла. Я много думала об этом, – продолжила Моника, помолчав. – Быть может, во мне сейчас сбывается пророчество. Я не была уверена в этом. Поэтому решила уйти из табора и немного пожить с Мориа. Когда мы прощались, он незаметно положил мне в дорожную сумку много денег. Вот хотела вернуть их ему. Но, оказалось, он тоже ушел…

Я стоял и слушал ее словно завороженный, совершая телепортацию в обратном направлении – в параллельный, прежде недоступный мне мир. Силуэт Моники на фоне костра казался пылающим.

– Ты помнишь его стихи? – вышел из оцепенения я и шагнул ей навстречу. – Кроме тех, которые он читал в катакомбах?

– Да… Очень смутно. Не сами слова, а то, что как будто было за ними. Сила, настроение. Иногда я просыпалась ночью оттого, что он бубнил под нос какие-то строки. Они захватывали его. Он бормотал что-то, похожее на заклинания, становился немного безумным. Его стихи меня завораживали, уводили за собой, и я снова засыпала…

– Послушай! – У меня в глазах стояли слезы. Я тоже подошел к огню, обнял Монику и прочитал ей несколько строк с листа.

«Так гласит пророчество древних, которые помнили тайны и находили ответы не в утробах отравленных городов, не в жадной до зрелищ и вуайеризма пресыщенной чужими страданиями послушной толпе, а в освобождении себя от всяческих фальшивых границ и ложных ценностей.

Очиститься, отбросить страх и вернуть возможность изначальной стихийной свободы, творчества и любви – не в этом ли главная тайна бытия?»