Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

Люди равнодушны друг к другу. Люди мало интересуются чужими судьбами. Кто уж очень внимательно читал о жизни и житейских перипетиях Бориса Пастернака? Интересующиеся творчеством, как правило, не слишком любопытны к личной, а уж особенно к интимной жизни, интересующиеся клубничкой – находят чтение более зажигательное, чем довольно-таки банальная биография Пастернака. Пожалуй, кто хоть когда-то что-то о нем читал биографического, этот эпизод все-таки запомнил: после лагеря (из-за него, это тоже часть легенды) Пастернак не захотел встретиться со своей Ларой, жизнью и пр. – потому что боялся, что она там пообтрепалась внешне. Большинство и не начинало производить свои исследования: неужели так все было, в чем же тогда такая необыкновенная любовь заключалась, – это, собственно, нигде и не описано, никто из современников, из близких людей тоже не счел важным клубок этот распутать, не стал искать каких-то смыслов и объяснений – все как в обыкновенной интрижке. Вот и Ирочка никаких бездн перед собой не видит: мама не потеряла своей привлекательности, о чем еще можно говорить? Поступок Пастернака – «в чем-то довольно жестокий». В чем-то – в чем именно? Довольно – кто-то остался доволен? (каламбур ввиду полного несоответствия жеманного «ДОВОЛЬНО жестокий» холодной однозначной жестокости) жестокий? – да полно вам, девушку всякий может обидеть, но хорошая девушка – это та, которая знает свои цели и понимает, когда выпал шанс, а не холит свои обиды.

«Любовную связь Бориса Леонидовича в <> дружеском кругу не только не романтизировали, но справедливо считали очередной прихотью стареющего поэта».

ЛИВАНОВ В.Б. Невыдуманный Борис Пастернак. Стр. 96.

В 1946 году Борис Леонидович был, несомненно, полон сил и тестостерона. Возможно, по прошествии двенадцати лет это было уже не так. Мало кого это вообще может интересовать – если б Ивинская в своих воспоминаниях с просчитанной регулярностью, но каждый раз неожиданно, потому что читатель настраивается на то, что все-таки книга о Пастернаке, который и сам по себе интересен, не этим, да и какие-то близкие еще живы и пр., не выдавала бы гигиенические подробности. Здесь подошло бы слово «нескромно», если б это было ненамеренно.

Никто не сомневается в темпераменте Ольги Всеволодовны и тем более не обладает легковерием (или положением) Зинаиды Николаевны, чтобы поверить в то, что «Боре» «она просто является секретаршей и помощницей в его издательских делах и нужна ему только для этого».

Борис Пастернак. Второе рождение. Письма к З.Н. Пастернак.

З.Н. Пастернак. Воспоминания. Стр. 362.

Поэтому подчеркивать недетский характер их взаимоотношений вроде никакой нужды нет – оттого и остается впечатление, что Ольга Всеволодовна по обыкновению что-то скрывает или хотя бы приукрашивает. А казалось бы, здесь именно тот случай, когда можно было бы просто-напросто, пусть и многозначительно, но – промолчать.

«Я помню, как в это утро семидесятилетия мы выпили коньяку (такой привлекательно бесшабашный – для критиков – образ жизни: „с утра“ в его годы), как жарко мы целовались у трещащей печки… »

ИВИНСКАЯ О.В. Годы с Борисом Пастернаком.

В плену времени. Стр. 362.

Пастернак говорит Ивинской, почему они не будут видеться во время болезни: «…не делай никаких попыток меня увидеть. Я должен поправиться и прийти к тебе здоровым, чтобы тебя заслужить».

Там же. Стр. 367.

Поскольку речь идет о последней болезни, о которой тоже слишком хорошо известно, что не хотел ее видеть, то это документальное свидетельство – его слова, пересказанные ею, нужны для подтверждения ее версии. Хотя аргументация довольно оригинальная: представим себе, что болезнь не та, последняя, а обычная болезнь, во время которой любовник считает себя незаслуживающим любовницы. Вот выздоровеет – тогда. А что тогда? Что за заслуги у здорового? Он же не поля пахать начнет, как поздоровеет? Чем таким заслужит перед ней здоровый? У здорового перед больным «заслуга» одна – гренадерская.

О своем первом аресте (не будем здесь касаться его наиболее вероятной прозаической причины) она пишет так поэтически, как про себя не пишут, разве что для примера, как надо об этом событии впредь говорить: «Ей (Ариадне Эфрон, но это не важно – кому) он писал <>, что с ним случилась беда (единение их таково, что она готова поступиться своими страданиями ради признания главенства ЕГО боли): оторвали меня от него в страшную осеннюю ночь 1949 года» (ИВИНСКАЯ О.В. Годы с Борисом Пастернаком. В плену времени. Стр. 154). Поскольку для писания от первого лица, как мы уже отмечали, это слишком отстраненно, остается понимать буквально: оторвали от него именно ночью.

Ну и сам Пастернак откровенен: «Олюша, как грустно почему-то в минуту пробуждения по утрам!»

Там же. Стр. 430.

«Утром раздался звонок из ЦК. „То, что сейчас выкинул Борис Леонидович, – возмущенным голосом говорил Поликарпов, – еще хуже истории с романом“. – „Я ничего не знаю, – отвечала я, – я ночевала в Москве“… »

Там же. Стр. 346.