Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

Elle est morte. Elle n'a pas vecu.
Elle faisait semblant de vivre;
De ses mains est tomble le livre,
Dans lequel elle n'avait rien lu.
(Она умерла. Но она не жила,
Только делала вид, что жила…
Из рук ее выпала книга,
В которой она ничего не прочла.)
Но, к сожалению, она не всегда молчала».

Там же. Стр. 64.

В первый год брака молодые ездили в путешествие (о котором много будет потом мелких, тяжких, упрекающих воспоминаний) в Европу, к родителям Пастернака. Возвращались пароходом, хорошо не было никому.

В Европе роли распределились в соответствии с представлениями Евгении Владимировны о своей самостоятельности и вере в свои силы: путешествие она потребовала считать ее личной рабочей поездкой ради нужд ее художественного гения. А Пастернак был финансово и организационно обеспечивающим спутником при ней. Жене полагались самые большие комнаты, маршруты составлялись под нее.

«Убедившись в том, что живописи в Берлине учиться не у кого… »

БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 226

«…учиться мне не у кого. Одна надежда и желание найти ателье, жить и работать одной», – писала она Б.Л. Пастернаку в Москву.

ПАСТЕРНАК Е.Б., ПАСТЕРНАК Е.В. Жизнь Бориса Пастернака. Стр. 198.

«Женя мечтала о Париже и думала, что брак с Борей избавит ее от земли. Она разочаровалась».

БОРИС ПАСТЕРНАК. Пожизненная привязанность.

Переписка с О.М. Фрейденберг. Стр. 169.

Париж – и ничего больше; ничего более конкретного – никаких учителей, никакой работы, никаких планов. Она так там ни разу и не побывала, даже когда Пастернак настойчиво предлагал своей (родительской) семье выкинуть ее в Париж как щенка в воду – «для науки», он искренне верил, что погибнуть ей там не дадут – он сам, например, первый. Но такого «Парижа открытых возможностей» она не захотела. Париж нужен был такой, какой Ларисе Огуда-ловой, чтобы оплакивать проданную невинность, ну или принять со скорбью, если предложат честно, как Пастернак (ей казалось, что он предлагал Париж) или Фейхтвангер

(Пауль, брат писателя – об этом позже) – тоже брак, тоже Париж, но уже совсем выдуманный.

В путешествии обнаружилось, что Женя беременна. Поспешили назад. Никто особенно не радовался. Ожидали каких-то запредельных забот. За это они не замедлят явиться, и Пастернак впоследствии, через двадцать лет, уже пятидесятилетним, радостно чистя общественные уборные (в эвакуации, в качестве трудовой повинности), так это и назовет: «непосильный труд по уходу за ребенком».

Пока же – май 1924 года. Женя с маленьким Жененком уезжает на дачу, под Ленинград, с ней два человека персонального штата: няня и прислуга. Но Пастернак остался в Москве: «Видишь, Боря, ты в письме пишешь, что тебе не сладко, а мне так кажется, что всю тяжесть я взяла на себя, уехав с Женей».

Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.

Переписка… Стр. 116.