Другой принц (СИ)

Лионель не стал хвалиться тем, что в их семье Станнис считается малопьющим, хотя пьет как матрос, и штрафная чаша недаром стала называться «адмиральский кубок». Лионель знал свою меру, но представлял себе и последствия, и потому твердо попросил Джона присмотреть за сестрами.

- Не на что им там смотреть, - коротко сказал Лионель. – И учти: когда я пьяный, я буйный. Уберите лучше хлеб из овина – неровен час, подожгу я овин.

Самвел начал застолье тостами и шутками, потом, глядя на Лионеля, посерьезнел, потом все же осоловел, и наконец завалился на стол, попытавшись подняться. Лионель тут же вскочил на ноги на другом конце стола, бледный, быстрый и злой.

- Ты говорил мне, твой дядя пропал за Стеной? – спросил Лионель Джона, и, несмотря на свойственное ему бесстрашие в опасных для жизни дозах, Джон немного вздрогнул.

- Если он мертв, его убийцы пожалеют об этом, - мрачно сказал Лионель, уходя от стола, и через пять минут остающиеся за столом услышали его злой командный голос.

- Поднять ворота! – приказал Лионель. – Живо!

Лионель вернулся через три дня, за которые Джон успел обидеться на сестер за устроенный ему разнос, поутешать их, дать им обещание, что Лео вернется, - и наконец собрать поисковую партию в рекордные для Дозора сроки.

Предварив выход поисковой партии, Лионель проехал через тоннель под Стеной в обратную сторону и пришел к Джону: Джон уже понял, что нетрезвый Лионель бывает жесток, суров и даже страшен, и, почуяв стойкий алкогольный запах, одобрил решение Лионеля не подходить к Сансе и Арье, к которым побежал Самвел, в последние дни немного пристыженный тем, что в результате вышло из-за его удачного барышничества.

Взятый с собой за Стену небольшой бочонок бренди кончился много часов назад, и сейчас Лионель практически не был пьян, но подходил с опасной стороны к проклятой зоне между седьмой и девятой, где мир казался ему мрачным, а совесть была слишком щепетильной и склонной к преувеличениям.

- Ничего я там не видел, - ответил мрачный Лионель на немного тревожный вопрос Джона о том, что с ним случилось за Стеной. – Вчера только зарезал какого-то старика, сам не знаю, за что, мы с ним даже слова не сказали. Сухой он весь был, но удивительно жилистый: я думал, он мне меч сломает, такой у него удар.

- А глаза у него голубые были? – спросил Джон, которого пробрала догадка о том, с кем Лионель встретился за Стеной.

- Да, - припомнил Лионель. – Волосы редкие, длинные и сухие. Лицо в очень глубоких морщинах. Руки без перчаток, ногти длинные очень.

- Как же ты… - пробормотал Джон, настолько точно Лионель описал Иного, от которого, как думал Джон, не было другого спасения, кроме обсидианового оружия Первых Людей.

- Уворачивался, - коротко рассказал Лионель. – Бегал вокруг него. А потом поднырнул под его меч и зарезал его вот этим кинжалом, - Лионель положил на стол кинжал из валирийской стали с рукоятью из драконьей кости. – Видишь, полезная вещь, я его чуть твоему среднему брату не подарил – но все-таки об отце память.

Понурый Лионель пошарил рукой по столу, с которого сразу после его прихода Джон предусмотрительно убрал вино, и посмотрел на Джона скорбными глазами.

- Расскажу тебе, если сохранишь секрет, - пообещал Лионель, и Джон коротко кивнул. – У нас бывали раньше цирки уродцев, потом Джон Аррен их запретил. Знаешь, там были карлики самых разных форм, удивительно гибкие гимнасты, всегда улыбающийся человек или человек, умевший очень, очень похоже кричать петухом. Говорили, что удивительно, как этих уродцев прокляли боги, – а я узнал от мейстера, что все эти уродцы когда-то были детьми, подобранными на улице или купленными у родителей, которым было не по силам прокормить лишний рот. Обычными детьми, которых владельцы цирков для потехи специально сделали уродами.

Джон отшатнулся, на Севере и не слышали о таких вещах, а Лионель уже смотрел мимо него, сидя за столом с застывшим лицом.

- Я тогда напился и избил мейстера, за то, что он не сказал мне раньше, - продолжал Лионель. – Выпил еще, выехал в город и нашел один из этих цирков. Я не должен был этого делать, но я объявил, кто я, вызвал к себе хозяина цирка и его помощников, допросил их, а потом изрубил и сжег. Знаешь, просто облил бренди и поджег, они еще дергались, мне кажется.

«Жестокий и справедливый человек, - подумал Джон. – И правильно все сделал, и жутко об этом даже слушать. Теперь я понимаю, почему он не пьет и не рассказывает о своих боях».

- Я обещал себе больше такого не делать, - покаянно сказал Лионель. – И вот сделал снова. Вместе со стариком, которого я убил, был еще десяток то ли нищих, то ли уродов, я плохо видел в темноте. Кстати, тоже все голубоглазые, странный народ. Наверно, они пытались за него отомстить, а я рубил их, но настолько был пьян, что никак зарубить не мог. Одному я отрубил руку, и мне казалось, что рука эта по-прежнему дергается на снегу. Я тогда взял свой факел и всех их сжег. И вот они точно еще живые были. В общем, я говно.