Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

— Вот так! Тут мы спасены от комаров и всякой подобной нечисти. Эта палатка у меня, так сказать, экспериментальная, собственной конструкции. Но задумана другая — покрупнее, квадратная, с влагонепроницаемым дном. В ней четверо уместятся. Вот изготовлю ее — и снова пойдем с тобою по стране. И жен своих прихватим. У тебя толстая жена?

— Нет…

Мне следовало сказать ему, что жены у меня пока еще нет. Но она могла появиться у меня к тому времени, когда он предполагал обзавестись новой палаткой, и поэтому я не стал пускаться в объяснения. А он тем временем сунул мне в руки одеяло и сказал:

— Располагайся, Аксель Суомыч, как тебе удобнее. Подушки нет — не обессудь.

— А как же ты сам?

— О, не беспокойся. У меня тут еще барахла хватает. Простыня вот есть, пиджачишко, бельишко кое-какое… Спи знай…

Я разделся и, нащупав у изголовья свободный уголок, положил туда костюм, рубашку и галстук. Иван улегся, кажется не раздеваясь. Я завернулся в одеяло и вытянулся на спине, закрыв глаза.

Но заснул я не сразу, прислушиваясь к шорохам чужого леса. Трудно было заснуть при таких обстоятельствах. Опять все не так повернулось в моей жизни. Не туда меня занесло, куда следовало. Не та листва шевелилась над моей головой, и не те звезды горели в небесной глубине. Вот уже миновал восемнадцатый день моего отпуска, а я по-прежнему был далеко от своей женщины. И неизвестно, когда суждено было мне ее настигнуть. И по-прежнему далеко от меня была моя родная Суоми, где пребывал в раздумье Юсси Мурто. Он стоял там и молчал, всматриваясь в Ивана из холодной глубины далекого севера. И, намолчавшись вдоволь, он вдруг раскрыл рот, чтобы сказать примерно такое: «Не может один человек предписывать другому способ отдыха. Сколько людей, столько способов, и каждый сам для себя делает выбор». На это Иван ответил: «Ништо! Не может человек навязывать другому способ есть хлеб. Однако он знает, что хлеб этому другому нужен, и растит его». И опять сказал Юсси: «Беден ваш дар: крыша над головой, обильная еда, постель — и это предел мечтаний человека?». А Иван ответил: «Хо! А вы этим уже пресытились, господин хороший? В вашем мире у каждого уже есть и крыша над головой, и постель, и обильная еда? Нет еще? То-то же! А о пределе мечтаний мы с вами поговорим когда-нибудь потом». Снова призадумался Юсси Мурто, готовя возражение, но я заснул, не дождавшись его.

51

Разбудил меня Иван рано, и с гор мы спускались в сумерках. Но солнце уже появилось где-то там, за горами, постепенно высветляя небо, и птицы в листве деревьев принимались понемногу за свои разноголосые песни. Не дойдя до нижних садов и дач, мы свернули с тропинки на шум ручья и возле него вымылись и побрились. Иван опять натянул на себя белые брюки и безрукавку. Я водворил на место галстук и зачесал назад свои увлажненные белобрысые волосы. Иван тоже причесался, но его темно-русые волосы плохо слушались гребенки и скоро опять растопорщились наподобие растрепанной ветром копны сена. Когда мы спустились мимо садов и дачных домиков к большой дороге, он протянул руку к морю и выкрикнул свое обычное:

— Генацва-а-але!

Я спросил:

— Что такое «генацвале»?

Он ответил:

— Не знаю. Что-то грузинское. Что-то очень хорошее, вроде: «Да будет с вами мир и счастье, и всех я вас люблю».

— А зачем произносить это по-грузински, если можно по-русски?

— Чудак ты, Аксель. Здесь все дышит Грузией, ибо мы от нее в двух шагах и сами скоро ступим на землю Грузинской республики.

Но я вовсе не собирался ступать на землю Грузинской республики. Зачем это было мне, если женщина моя находилась на российской земле? К ней надо было мне скорей добираться, а не лезть в чужие земли. Стараясь не обидеть Ивана, я начал издалека и сказал:

— Выходит, что здесь Россия кончается?

Он ответил:

— Так что же с того? Одна республика кончается, другая начинается. А Советский Союз продолжается.

Я сказал:

— Понятно. — И добавил как бы для самого себя, но достаточно громко: — Только я не собирался ходить по всему Советскому Союзу. По России мне хотелось пройти.

Он вскричал:

— Что ты! Грузия — это, брат, такая страна!.. — И добавил: — Ладно. Вот позавтракаем тут в одном шалмане и тогда возобновим разговор на эту тему.

Относительно завтрака я ничего не имел против. Завтрак — это было хорошо, конечно, и даже как-то веселее шагалось по гладкому асфальту после упоминания о завтраке. Но я не забывал также о теплоходе, который готовился отплыть в Ялту, где ждала меня моя женщина. И помня о нем, я сказал Ивану:

— Убавилась твоя Россия, Ваня, после того, как ты царя сбросил. Я совсем от тебя отделился. Польша — тоже. А остальное ты сам разбазарил.

Иван от удивления даже замедлил шаг, повернувшись ко мне всем корпусом. Встряхнув за лямки начиненный брезентовой палаткой рюкзак, он спросил:

— То есть как это разбазарил?

— А так. Роздал свою землю разным мелким народностям, напридумывал им языки, а сам остался на таком клочке, где заезжему гостю и не разгуляться.