Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

— Конечно. Появятся и у нас такие, как ваш Арви Сайтури. Опять начнут пробуждаться в народе частнособственнические инстинкты.

— А это что значит, не откажите в непонимании?

— А это значит, что нарушится дух коллективизма, в котором наш народ воспитан.

— Я этого не понимаю, не примите за вежливость, пожалуйста. По-моему, самый хороший дух — это тот, при котором не остается сиротой земля, при котором из нее умеют с избытком извлекать все, что только она способна родить.

— Нет, вы не совсем правы. Сперва необходимо установить дух справедливого распределения продуктов земли, а как снимать с нее богатые урожаи — этому можно успеть научиться и потом.

— Не знаю. Я сперва хотел бы получить в руки то, что предстоит разделить, а потом бы уж стал думать, как это делить.

— А вы уверены, что произвели бы раздел по справедливости, заполучив это в руки?

— Почему бы нет? Вашу землю, например, мы разделили бы по справедливости.

— Допустим. Ну, хорошо. Вот вы огородили ее заборами. А дальше как? В каком направлении потекла бы ваша жизнь?

— В каком направлении? Не знаю. У всех людей жизнь течет в одном направлении — к смерти. Но мы постарались бы успеть взять от нее побольше. Построили бы красивые двухэтажные дома. Завели бы внутри красивую мебель, приемники, телевизоры. Поставили бы пианино, рояли, на которых наши дети учились бы играть. Вокруг наших домов раскинулись бы огромные сады и цветники. В гаражах наших стояли бы новые легковые машины, на которых мы иногда ездили бы вокруг света. Под навесами у нас было бы все заполнено разными механизмами для обработки земли. В теплицах наших круглый год росли бы южные плоды. В холодильниках, погребах и амбарах всегда хранились бы все виды продуктов. Конечно, все это появилось бы не сразу. Пришлось бы сперва очень много поработать и днями и ночами, не жалея сил.

Тут парень в соломенной шляпе крикнул:

— А мы не ломая хребтов к этому придем!

Я сказал:

— Может быть. Но когда? Уже давно было пора прийти. Вот у вас всего только два года назад появились арбузы и виноград. А у нас на этой земле и под этим солнцем они появились бы полсотни лет назад. Вы объединились, чтобы лучше жить, и длится это у вас уже четверть века, но только в этом году у вас появился дом отдыха — один на шесть деревень.

Тот же парень крикнул:

— А вы бы много их понастроили?

Я не сразу ответил. Конечно, мы не выстроили бы ни одного дома отдыха. Это я знал точно. Но зачем стал бы я это им говорить? Чтобы опять вызвать смех? И без того много было смеха. Я сказал:

— Для крестьянина в земле — вся отрада жизни. К ней он привязан всеми своими жилами. Он с ней — одно. Земля без него — пустое место, и он без нее — никто. Живет она — и он живет. Цветет она — и он тоже цветет и царствует. В земле вся его жизнь. Значит, в ней и отдых его тоже. Так зачем же ему где-то в отдалении от своей земли, от своего дома строить еще какой-то дом отдыха?

— А для нас в ней не вся жизнь?

Это сказал своим глуховатым голосом темнолицый худощавый председатель. Ему я не хотел говорить неприятные вещи. Он, кажется, понимал в земле больше других, насколько я это заметил. Но ведь и он улыбался, когда смеялись все другие. Зачем он улыбался? Я сказал:

— Нет, не вся. Вы проводите на ней только восемь или десять часов в сутки. И первые ваши мысли не о работе на ней, а об отдыхе. Значит, для вас земля — не вся жизнь. Другое дело, если бы у нее был хозяин…

Председатель перебил меня, сказав с улыбкой:

— Если бы первые наши мысли были об отдыхе, то кто за нас выполнял бы государственный план по хлебосдаче? Кто наполнил бы зерном и овощами наши хранилища?

Я ответил:

— Мы на этой земле и под этим солнцем дали бы государству без всякого плана вдвое больше того, что даете вы, и себе оставили бы для продажи тоже вдвое больше.

— Мы не нуждаемся в продаже. Товары сдаем государству.

Это сказал секретарь райкома, которому все еще хотелось повернуть разговор со мной к чему-то интересному для всех. Но я не собирался ему в этом способствовать. Ведь и он был причастен к смеху. Поэтому я ответил:

— Может быть. До сих пор я думал, что в продаже своих продуктов не нуждался только крестьянин средних веков, который производил их так мало, что у него ничего не оставалось для продажи. Теперь такой крестьянин в любом государстве — только помеха. Теперь любому государству нужен такой крестьянин, который один может прокормить двадцать или даже тридцать городских семей. Но для этого нужно, чтобы такой крестьянин был хозяином земли. А у вас это никогда не получится, потому что у вашей земли нет хозяина.

Вот что я им ответил, чтобы знали, как смеяться некстати. Но они опять все дружно рассмеялись. Ладно. Пусть. Не меня касался этот смех. Касался он их самих, если уж на то пошло. Только они не сознавали этого. Секретарь райкома спросил меня:

— Итак, вы беретесь на этой земле обеспечить продуктами питания двадцать городских семейств?

Я ответил:

— Да. А может быть, и тридцать.

— А вы уверены, что остальные пять хозяйств тоже справились бы с такой задачей, то есть прокормили бы по тридцать семейств каждое?

— Да…