Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

— Ну и плохой же племянник оказался у тети Нади. А что бы ему взять и съездить к ней, не дожидаясь ее письма? Как бы она обрадовалась! Или отсюда туда трудно попасть?

Вот какой хитроумный вопрос я ему ввернул. И, не разгадав моей хитрости, он дал мне нужный ответ:

— Почему трудно? Туда от нас прямой поезд есть каждое утро.

— О, тогда тем более нельзя простить такое невнимание.

— Виноват, Алексей Матвеич! Кругом виноват!

— То-то. А виноватых бьют, как у вас говорится, или вдобавок шилом в мешке протыкают.

Он засмеялся и подсказал:

— На чистую воду выводят, Алексей Матвеич.

— Ах, так? А потом в ней топят? Или сперва под ногти что-то вгоняют?

— К ногтю. Есть такое выражение. Оно знакомо тем, кто окопной жизни хватил.

— А-а, понимаю. Так, так. Вот я раскопаю тут все ваши военные приготовления и потом всех вас за это — к ногтю.

— Приветствуем, Алексей Матвеич! Приветствуем!

— Знаем, как вы приветствуете. За вами глаз и глаз нужен все время.

44

Так мы поговорили немного за столом, а потом стали укладываться спать. Мне они постелили на полу у задней стены, положив на разостланные газеты снятый с кровати матрац, а кровать отодвинули поближе к двери. Кровать у них была старая, железная, узкая, накрытая досками и чем-то мягким, заменившим снятый для меня матрац. Непонятно, как они укладывались в ней вдвоем. Однако они без труда в нее улеглись, заслонившись от меня тем устройством из ящиков, которое служило столом. Улеглись и затихли.

Я тоже лежал тихо, но заснуть не мог. Чернобровая русская женщина опять стояла у меня перед глазами — моя женщина! Где-то в их южных краях она успела появиться. Пока меня несло сюда по их земле и воде, она успела меня обогнать. И вот она уже на Кавказе, среди высоких гор и красивых растений, под горячим южным солнцем. Она прогуливается там по берегу синего моря и купается в его теплых волнах. И когда она, освеженная, выходит на берег, загорелая кожа ее блестит и золотится под лучами солнца. При этом ее темно-карие глаза в раздумье устремляются вдаль, словно выискивая кого-то. Кого они там выискивают? Чего ей недостает? Меня они там выискивают, ибо недостает ей меня.

Но я не так уж далеко от нее. И совсем недалеко от меня проходит железная дорога. А по этой железной дороге каждое утро к ней идет поезд. Мне остается только сесть на этот поезд и ехать прямо к ней. Вот как удивительно складываются иногда дела. Всю Россию я пересек из конца в конец, чтобы поспеть к поезду, который шел прямо к ней. Но действительно ли я поспел к этому поезду? Во сколько он уходил отсюда? Эх, забыл я об этом спросить Петра. О самом главном забыл. А он уже заснул, наверно.

Я прислушался. Да, они, конечно, спали оба, намаявшись за день. Тихо было в комнате. Только за стеной у соседей слышался еще некоторое время неясный говор, но и он скоро затих. А я не спал. Утренний поезд не выходил у меня из головы. Поезд, идущий прямо к моей женщине. Откуда тут было взяться сну? Я мог только тихо лежать в ожидании рассвета и слушать, как проносится мимо дома ветер, напирая всей силой на его стены, скользя по ребрам шифера и глухо завывая в трубе.

И тут я уловил шепот в углу, где устроились Петр с Людмилой. Оказывается, у них была причина не спать. Они выжидали, когда я засну, чтобы поговорить о том, что считали важнее сна. Но я не спал, и хотя не все слова доходили до моего уха, однако я поневоле слушал их разговор. Петр говорил о каких-то тысячах кубометров, которые он якобы выгреб за этот день. К этому он добавил, что с его механизмом едва не стряслась авария. Хорошо, что он сам в это время оказался рядом и по звуку мотора определил, какая угроза над ним нависла. Людмила сказала: «О, это уже подвиг! Придется поцеловать героя». И она проделала это так тихо, что я не услышал звука поцелуя.

Потом она принялась рассказывать о своих делах, которые тоже стоили похвалы. Все линии у нее работали безотказно. Сверх того, она установила в соседнем поселке семь новых точек. И еще она провела беседы с женщинами о текущей политике. Видимо, им понравилось, потому что приглашали бывать почаще. На это Петр сказал: «Ну, что ж. Придется поцеловать». И он проделал это так звонко, что она ахнула, и оба они притихли, прислушиваясь. Мне ничего не оставалось, как прикинуться заснувшим и стараться дышать глубоко и ровно. Это их успокоило, и они снова зашептались.