И тут мне вдруг пришло в голову, что, пожалуй, но для прокладки труб разворочена их улица, а для того, чтобы помешать мне догнать уходящую машину. Вот какое открытие сделал я в своей умной голове. Это было у них подстроено заранее, и теперь они выполняли подстроенное, срывая на мне все, что затаилось у них против финнов. Они предвидели мое прибытие сюда и здорово к этому подготовились. Тут ничего не скажешь. Машина отправилась к моей женщине без меня, а мне дорогу преградили глубокие окопы и цементные трубы. И после этого какие могли быть разговоры о дружбе финнов с русскими? О войне тут надо было говорить, а не о дружбе. Больше от них нечего было ожидать.
Так я раздумывал, следя глазами за тем, как машина колыхалась впереди по ухабам изрытой улицы. Я надеялся, что ямы и канавы заставят ее остановиться. Но она не остановилась, а в конце улицы свернула в сторону и совсем пропала из виду. Я тоже дошел до конца улицы. Она упиралась в молодой парк, занявший целую площадь. Он был, как видно, разбит совсем недавно и предназначен для той же цели, то есть для помехи мне. Как ни всматривался я вперед сквозь листву его молодых тополей, кленов, ясеней и лип, но увидеть грузовую машину, обогнувшую парк, уже не смог. Злое дело, задуманное ими против меня, было доведено до конца.
Что мне оставалось делать? Я посидел с полчаса в этом же парке на скамейке против цветов и газонов, глядя на каменного мальчика, стоявшего посреди круглого цементного бассейна. Запрокинув голову, он дул в трубу, направленную прямо вверх. Кто-нибудь стал бы меня уверять, что это обыкновенный, безобидный фонтан, еще не совсем готовый к действию. Но я — то знал, что это за фонтан и какого рода гостинцы будут вылетать из его ствола вместо воды, неся миру смерть и разрушение. Я видел теперь насквозь все их коварные хитрости. Все, что они строили, было маскировкой и только видимость имело мирную, а в сути своей таило угрозу и гибель всем, особенно финнам. И сами они так и смотрят, где бы скорей проявить свое коварство. Не далее как полчаса назад я получил тому новое доказательство.
Отдохнув немного, я поплелся обратно в направлении гостиницы, старательно обходя на своем пути все их траншеи и прочие явные признаки их приготовлений к нападению на другие народы. И что же я увидел, проходя опять мимо Дома крестьянина? Та самая машина стояла в ряду других, как и прежде. Как же так? Может быть, она и вовсе не трогалась с места? Чтобы проверить это, я подошел поближе. Оба они копались в своем товаре, стоя в кузове машины. Увидав меня, круглолицый сказал:
— А-а, это вы! Гуляете? Хорошее дело. А мы тут уже за бензинчиком успели смотаться. Так не забудьте: до четырех ждем, а там трогаемся.
— Да, да…
Вот как, значит, обстояло дело. Хм. Ну ладно. Мало ли что бывает! От них всего можно ожидать. Это такой народ…
В гостинице я попросил дежурную по коридору разбудить меня в три часа утра, потом побрился, вымылся в ванной и улегся в постель. И, лежа в постели, я подумал о том, что вот и второй день моего отпуска миновал. Уже два дня я не сидел на месте, передвигаясь туда и сюда по их просторной России. И еще мне предстоял по крайней мере один такой же день, если не считать обратной дороги в Ленинград. Вот и все, что мне предстояло.
Да! Что-то еще должен был я сделать попутно за это же время. Что-то такое выяснить, очень важное, по совету Ивана Петровича. Что бы такое обязан был я выяснить? Ах, да! Насчет пригодности русских к дружбе с финнами требовалось от меня что-то такое установить. Ну что ж. Нельзя сказать, что они совсем непригодны для дружбы. Кое в чем они могут и пригодиться. Вот сегодня, например, двое из них согласились подвезти меня на грузовой машине до колхоза «Рассвет», куда должна была приехать и моя женщина. И теперь они ждут меня, ночуя прямо на улице, в то время как я сплю на мягкой перине под одеялом. Разве это плохо? Нет, это очень выгодная дружба, когда тебя готовы везти, куда тебе нужно, а перед этим еще дают выспаться на мягкой постели. И в такую дружбу, конечно, следует вступать с ними время от времени, особенно когда вам надо, чтобы вас везли.
Не беда, что меня еще отделяли от моей женщины целые сутки. Зато как она обрадуется, когда застанет меня в том колхозе! Она взглянет на меня своими красивыми черными глазами и скажет удивленно: «Неужели это вы?» или что-нибудь в этом роде. И я отвечу спокойно: «Да, как видите». Тогда она спросит: «Но как же вы узнали, что я приеду сюда?». И я отвечу: «Такой уж я колдун. Я еще не так вас удивлю, если вы пойдете за меня замуж».