Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

Когда аплодисменты прекратились и размалеванный детина опять пришел в себя, девушка показала еще несколько фокусов. Как ни старался размалеванный детина ей помешать, ему это опять не удалось. Заканчивая свои фокусы, девушка съела кусок ваты и взамен ее извлекла изо рта две длинные красные ленты, шириной в ладонь. Размалеванный детина тоже съел кусок ваты, но вместо лент у него изо рта полезла толстая веревка, за которую его кто-то тут же потянул со сцены за кулисы. А девушка сбросила с себя плащ и платье и, оставшись в купальном костюме, потанцевала немного со своими длинными лентами, заставляя их извиваться вокруг себя и на полу наподобие змей. На этом закончилось ее выступление.

Следующий номер назывался «Американские нравы». Это была не очень длинная сценка между американским офицером и солдатом. Предполагалось, что их полк стоит в какой-то чужой восточной стране. Офицер сказал солдату, который сидел в сторонке на своем чемодане: «Нас обвиняют в спекуляции. А мы не спекулируем. Мы занимаемся благотворительностью. Мы бедным помогаем, понял?». Говоря это, он очень выразительно подмигивал солдату, и подмигивал до тех пор, пока солдат не принялся подмигивать ему в ответ еще более выразительно. Офицер сказал: «Мы помогаем бедным туземцам. Мы совершаем благодеяние. Мы раздаем им свои товары, привезенные из Америки. Мы их не продаем, а раздаем даром, понял?». Солдат ответил: «Да, сэр. Совершенно верно, сэр». Офицер достал из своего чемодана объемистый пакет и сказал: «Так вот, возьми эти нейлоновые чулки и раздай бедным. Понял? Так и запомни на всякий случай, если кто привяжется: ты вышел на базар, чтобы раздать их бедным. Даром раздать, понял? Помочь бедному туземному населению, понял? Иди раздай, понял? Но… хе-хе-хе! Понял?». И офицер пошевелил пальцами, как бы считая бумажные деньги. Солдат в ответ ему тоже пошевелил пальцами, как бы считая бумажные деньги, и тоже произнес: «Хе-хе-хе!».

Когда солдат вышел, офицер присел на стул и, роясь в своем чемодане, заговорил о великой миссии Америки, которую сама история призвала возглавить все остальные народы Земли, освободить их от свободы, то есть, пардон, от опасности коммунизма, и спасти всех от богатства, то есть, пардон, от нищеты.

Пока он так рассуждал, перебирая в чемодане свое добро, вернулся солдат. Офицер удивился: «Уже успел?» — «Да, сэр, успел». Сказав это, солдат похлопал незаметно для офицера рукой по карману, куда он успел запихнуть пакет с чулками. Офицер подмигнул ему и спросил: «Совершил благодеяние?» — «Да, сэр, совершил». И солдат подмигнул ему в ответ. «Роздал бедным? Хе-хе-хе!» — «Да, сэр, роздал бедным. Хе-хе-хе!» — «Даром роздал? Хе-хе-хе!» — Сказав это, офицер сделал знак пальцами, как бы считая бумажные деньги. «Да, сэр, даром роздал. Хе-хе-хе!» И солдат сделал тот же знак пальцами. «Молодец! Давай сюда!» Солдат не понял: «Что давай сюда?». Офицер повторил движение пальцами и протянул руку. Солдат пожал плечами. Тогда офицер сказал напрямик: «Деньги давай!». А солдат ему в ответ: «Какие деньги? Я же даром роздал, как вы приказали, сэр». — «Ах ты мерзавец! Ах ты дурак! Вот идиота бог произвел на свет!» Офицер кричал на него, тряся кулаками. А тот стоял перед ним навытяжку, держа правую ладонь возле уха. Держал он ее пальцами вверх, прикасаясь к виску только одним большим пальцем. И когда офицер отворачивался, он кивал четырьмя свободными пальцами. Такое кивание пальцами над ухом имеет здесь у них примерно такое значение: «Эх ты, осел лопоухий! Шляпа ты!». И стоило офицеру отвернуться к своему чемодану, как солдат переложил из кармана чулки в свои чемодан, показав нам знаками, что уж он-то за них свое получит. Люди в зале смеялись. И я тоже смеялся, совсем забыв про железную дорогу.

Офицер достал из чемодана помятый мундир и сказал солдату: «Иди, загони это на барахолке, но только смотри, за плату, понял? За деньги! Тебе, дураку, все объяснять надо. Не даром отдавай, а за деньги, понял? Такую вещь у тебя с руками оторвут. Но ты смотри не продешеви, понял? Побольше цену запроси. И всю плату мне принесешь, понял?». Солдат ответил: «Да, сэр, понял» и вышел с мундиром.

После его ухода офицер опять принялся рассуждать о великой и трудной миссии Америки, призванной самой историей распространять культуру и цивилизацию среди остальных народов мира. Он говорил это, перевирая опять и путая разные слова и понятия. Где надо было сказать «рабство», он говорил «свобода». А где надо было сказать «грабеж», он говорил «благодеяние». Сбиваясь так и путаясь в непривычных ему понятиях, он одновременно рассматривал на свет разное тряпье из своего чемодана, которое собирался продать. Люди в зале громко смеялись.