Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

Вот как дело повернулось. Я даже не сразу придумал, что ответить на такое заманчивое предложение. Только его мне и недоставало для полноты картины. Ах, как я мечтал об этом! С каким замиранием сердца томился и терзался вопросом: оставят они меня на недельку в селе Каптюкине или нет? И вот они оставляли. Исполнилась мечта моей жизни. Но я не торопился давать согласие. Я только спросил:

— А куда дальше?

Он развел руками:

— А куда вам вздумается. Можете в Покровский сельсовет. У них там тоже уйма всяких интересных преобразований.

Я спросил:

— Это где церковь есть, в которой еще молятся?

— Да. Там она еще действует.

— А почему не закрыли ее, как здесь?

Меня, конечно, мало интересовало, почему они там не закрыли, а здесь закрыли. Но чем-то надо было занять его рот, чтобы не дать ему произнести нежелательные для меня слова. И вот я отвлекал его вопросами.

Он ответил:

— Зачем закрывать? У них там еще человек пятнадцать — двадцать набирается к обедне из окрестных деревень.

— А закрыть — и не будут набираться.

— Зачем же? Пусть молятся на здоровье. Это в основном старушки да старики. Зачем их обижать? Еще, чего доброго, мученическим духом проникнутся, вроде того, что было у христиан в Древнем Риме. Бог с ними! А молодежь у нас духовно здоровая и больше к художественной самодеятельности тяготеет, к технике всякой и к спорту. В той церкви священник напрасно на молодых рассчитывал. Не вышло! И наступит время, когда он будет вынужден свернуть свое хозяйство. Придет в один прекрасный день в церковь, побродит по алтарю, поскучает, никого не дождется, повесит на двери замок и пойдет работать счетоводом в колхоз.

— Неужели так будет?

— Обязательно. Ведь корни-то у религии постепенно отсыхают. Пока что их еще питает капиталистический строй, который порождает с одной стороны непомерное богатство, а с другой — нищету. Там религия нужна богатому для оправдания его существования. Вот он и вскармливает ее, чтобы она навязывала бедняку веру в лучшую жизнь за гробом. А нам не надо загробной жизни. Мы и здесь, на земле, неплохо устраиваемся. И уж если даже наше поколение не нуждалось в боге, то они вот и подавно не будут знать, к чему его приспособить. — Тут он кивнул на свою девочку. — Она вон с подругами школьными мечтает о том, как бы в нашем селе все улицы озеленить и колхозный сад расширить. А плоды своих трудов они в этой жизни собираются вкусить, а не в какой-то другой, выдуманной. Попробуйте этому поколению заново навязать веру в бога. Ничего не выйдет. Другое дело — ее бабушка. Она с этими иконками уже неразделима. Ну и пусть молится. Кстати, и за меня, грешного, словечко замолвит перед всевышним.

Он встал и, кажется, кончил говорить о боге. Но это не означало, что совсем умолк. Он мог опять вспомнить наш прежний разговор и кое-что из него повторить. А я не хотел вспоминать наш прежний разговор. То есть нет, почему же, я хотел вспомнить, имея в виду советы Ивана Петровича. Отчего не вспомнить? Разговор был очень интересный и нужный для дела мира, и все такое… Но я забыл его. Экая досада! Я так хотел опять вернуться к прежнему разговору и не мог вспомнить, о чем он был. Ай-ай-ай, как нехорошо получилось! Но зато он помнил. Это было видно по его лицу. И он уже раскрыл рот, чтобы возобновить его, но в это время я спросил:

— А жена у вас молится?

Пришлось ему отказаться от возобновления прежнего разговора и дать мне ответ:

— Нет, не молится. Хватает ей дел и без этого.

— Каких дел?

— Да разных. Мало ли их в колхозном хозяйстве. Сейчас она с сынишкой на сеноуборке. Потом повторная прополка им предстоит, пропашка, силосование. А там, глядишь, и жатва подоспеет, и сев озимых. Лен тоже свое потребует. Скучать им о боге не приходится.

— А вам?

— Да и мне тоже, хотя я в колхозе и не состою.

Вот как у них, оказывается, бывает. Жена и сынишка состоят в колхозе, а муж не состоит. Я спросил без промедления:

— А где вы состоите?

— В сельсовете председателем работаю.

— А сельсовет — это разве не колхоз?

— Нет. Это низовой орган Советской власти на деревне. А колхоз — это сельскохозяйственная артель со своим председателем.

Вот как, значит, устроена у них в деревне власть. Она в руках председателя сельского Совета. А над сельскими Советами, как я уже раньше выяснил, у них стоят районные и областные Советы. И при них есть выборные депутаты, которые ездят постоянно туда и сюда, ибо им до всего есть дело. Но меня, конечно, из всех этих Советов больше интересовали областные, вернее — один из областных Советов, а еще вернее — один из депутатов этого областного Совета. И, думая об этом депутате, я все ближе подвигался к двери, готовый в то же время снова задать вопрос, как только губы председателя приоткроются. Но пока еще он медлил их приоткрывать. И правильно делал. Зачем было затруднять их по пустякам, если они уже успели так удобно сложиться в привычную для русского добрую складку?