— Здесь же, в колхозе. И покупать они уже будут ровно столько, сколько им нужно, не переполняя своих погребов. И свои огороды им тогда будут ни к чему. Останутся какие-то участки при доме просто так, для садов, для цветов, для украшения жизни. И коровы свои не понадобятся. Колхоз в любое время отпустит парного молока, сметаны, масла кому сколько нужно. Придет время — продукты вообще без денег будут отпускаться, по потребности, лишь бы минимум работы был выполнен. До этого еще, правда, далеко, но такая у нас цель. Жизнь подскажет, как ее приблизить. Укрупнить колхозы тоже подсказала жизнь.
— Чтобы спасти их от гибели?
Вот какой вопрос я ему задал. О, я знал, чем сбивать их пыл, чтобы они меньше заносились, и ты, Юсси, остался бы доволен моим хитроумием. Парторг подумал, прежде чем ответить. Еще бы не подумать! Тут задумаешься! Но какой был прок от его раздумья? Дела от этого не менялись и оставались такими же невеселыми, какими ты, Юсси, их вполне справедливо представлял. Однако он сказал:
— Не буду кривить душой. Были у нас действительно два захудалых колхоза, в которых иной раз и на трудодни ничего не перепадало. Два других жили так себе, средненько — ни вперед, ни назад. Концы с концами сводили — и ладно. Но два колхоза из года в год росли и крепли, несмотря даже на войну, которая столько людей от нас унесла. А сейчас в одном общем укрупненном колхозе поднялись и процветают все шесть. Значит, правильно сделали, что объединились. Это помогло нам за самый короткий срок довоенный уровень восстановить и дальше двинуться. А теперь-то уж мы пойдем!
— Куда пойдете?
— К новому повышению благосостояния.
— Какого благосостояния? Не того ли, которое уже было у вас до установления колхозов?
— Нет, не того. Выше. Такого благосостояния еще нигде не достигали, какого мы достигнем.
— Нигде? Даже в Америке?
— Даже в Америке.
Вот и все. На этом разговор можно было, пожалуй, кончать, ибо он вступил в такую область, где начинались пустые сказки. Пришло, кажется, время подумать опять о железной дороге. И пока парторг выкладывал мне свои планы по хозяйству, я посмотрел вокруг, надеясь увидеть где-нибудь за холмами вышки станционной водонапорной башни, или стрелку семафора, или хотя бы паровозный дымок, но не увидел ничего похожего.
Водонапорная башня, правда, виднелась, но была она малых размеров и стояла тут же рядом, в деревне Корнево, возвышаясь всего метра на три над крышами домов. Парторг объяснил, что в эту башню поступает с помощью электрического насоса родниковая вода из-под обрыва. Такие башни будут у них установлены в каждой деревне, чтобы удобнее было снабжать водой дома и скотные дворы. Это на тот случай, когда скот придется перевести на круглосуточное стойловое кормление. А перевести постепенно придется, потому что пастбища не растянешь. Выгоднее засеять эти триста гектаров культурными травами и скашивать их дважды в год, чем непроизводительно вытаптывать каждое лето. Только тогда и можно будет говорить по-серьезному о многократном увеличении поголовья. Этому и другие культуры будут способствовать, применяемые все больше с каждым годом: турнепс, кормовая свекла, кукуруза в зеленой массе. Да что там говорить! Хозяйство в две с половиной тысячи гектаров может позволить себе любые эксперименты, не боясь краха.
Что он такое сказал? Две с половиной тысячи? Ого! В таком хозяйстве, действительно, триста гектаров можно было пустить на пробу, не беспокоясь о последствиях, какими бы они ни оказались. Но председатель тут все-таки нужен был смелый, если, конечно, он решал все дела. Кстати, он ли решал? Судя по тому колхозу, который попался мне там, на междупутье, делами колхоза ведали иногда совсем другие люди, а председатель ведал скорее бездельем. Как же обстояло дело здесь? Кто двигал этим огромным хозяйством? Ведь кто-то должен был его толкать. Без хозяина оно жить не могло. Но кто был хозяином?
Зная, однако, как трудно у них это установить, я не стал донимать вопросами парторга. Сам он, конечно, хозяином не был. Его забота, как он пояснил, касалась только электричества и радио. Притом, упоминая о планах колхоза, он говорил: «Мы добьемся», «Мы выполним». А «мы» — это, как известно, не «я». У настоящего хозяина нет причины говорить «мы», если он имеет право сказать «я». Из этого следовало, что хозяином он тут не был. Но поди попробуй найти у них среди сотен таких «мы» одного настоящего «я». Занятие это было не из легких, и углубляться в него я не собирался. Выбрав поэтому момент, когда парторг переводил дыхание, я без всяких обиняков спросил его насчет железной дороги. Он сразу умолк и больше не пытался говорить мне о своем колхозе. Но и ответить не торопился. Вместо ответа он спросил:
— Куда вы так заспешили?
— В Ленинград.
— Когда думаете ехать?
— Сегодня.
— Поездом сегодня вы не уедете. Ехать надо от города Павлова. А туда добираться надо либо на машине, либо водой. Но водой вам лучше прямо ехать до города Горького. Оттуда на Ленинград есть, кажется, ежедневный прямой поезд.
— А на чем ехать водой?