Другой (СИ)

В пятницу он прочитал в «Пророке», что завтра в Хогсмиде состоится открытие памятника в честь победы над Волдемортом. В кратчайший срок были собраны пожертвования и подготовлен эскиз, а завтра колдоскульптор должен был превратить заклинанием каменную глыбу в памятник прямо на глазах у публики. Среди присутствующих ожидались министр с сопровождающими, герои войны и Дамблдор, который произнесёт торжественную речь. В газете для этого были использованы слова «предоставлено право» и «окажет честь», но Кикимер сходу сказал, что старикашка наверняка проел Брустверу плешь, чтобы выбить возможность порисоваться перед толпой вместо министра, которому положено говорить такие речи.

Арктур сразу же решил, что должен побывать на открытии памятника. Там будет множество людей, на которых можно попрактиковаться в искусстве их понимания, туда придут его бывшие друзья и соратники, которых ему хотелось заново оценить со стороны, не будучи одним из них. Кикимер был против, он заявил, что под антиаппарационным куполом, о котором говорилось в объявлении, с единственным достойным представителем рода Блэков может случиться что угодно. Поворчав, он смирился только после того, как Арктур обещал позаботиться о своей безопасности.

Кикимеру оказалось мало голословного обещания, он устроил новому главе рода Блэков настоящие учения по эвакуации из опасной зоны. Поскольку домовики могли аппарировать из-под купола, Кикимер собирался оставаться под невидимостью рядом с хозяином и аппарировать с ним в безопасное место по заранее оговоренному жесту. Но домовику и этого было мало. Чтобы их не догнали по аппарационному следу, они договорились аппарировать в промежуточную точку на задворках Косого переулка, откуда Арктур должен был отойти на некоторое расстояние и там вызвать уже Винки, след которой не похож на след Кикимера. Из Косого переулка нередко аппарируют с домовиками, поэтому концов оттуда уже не сыщешь.

Довольный Кикимер сказал, что учились они не зря и что теперь хозяин будет посещать все сомнительные места именно с такой предосторожностью. Арктур не возражал. Он даже подумал, что если бы договорился о чём-то подобном с Добби, когда они с Роном и Гермионой блуждали по лесам, их не схватили бы егеря и не сдали бы Малфоям, да и сам Добби остался бы жив.

В субботу Арктур аппарировал на окраину Хогсмита незадолго до открытия памятника и остановился поодаль, пропуская мимо себя идущих на торжество британцев и наскоро оглядывая по методике Дафны всех, кого успевал. На открытие собралось около пяти сотен зрителей, для волшебной Британии это было немало. На центральной площади посёлка уже был установлен пьедестал, а на нем заготовка памятника – вертикальная гранитная глыба примерно десяти футов в высоту и трёх в поперечнике. За несколько минут до начала прямо на площадь перед будущим памятником аппарировала компания из двух десятков человек, среди которых был сам министр Бруствер с охраной, колдоскульптором, сопровождающими лицами и личным секретарём Персивалем Уизли, а с ним Дамблдор, четверо младших Уизли с родителями, Гермиона, Лили и Джеймс Поттеры.

Кто-то зааплодировал, толпа немедленно подхватила рукоплескания. Министр приветственно помахал собравшимся обычным жестом высоких руководящих лиц, а Арктур смотрел на него издали и старался определить, знает ли новый министр о подмене Гарри Поттера. Сам он встречался с Кингсли Бруствером в ордене Феникса, но никогда не был близко знаком с чернокожим аврором, относившимся к нему только как к охраняемому объекту повышенной стратегической важности. Бруствер был прямолинеен и прямодушен, на месте Дамблдора было бы серьёзным просчётом посвящать его в сомнительные делишки. Скорее всего, он и не заметит подмены одного мальчика другим. Вот Тонкс, та могла бы, потому что в бытность Гарри Арктуру доводилось болтать с ней за жизнь, но Тонкс среди воскресших пока не наблюдалось. Арктур поостерёгся считать её мёртвой, потому что был уже ни в чём не уверен с этим орденом Феникса, где все воскресали один за другим.

Когда аплодисменты стали стихать, вперёд выступил Дамблдор, и они ожили снова. Благообразный старец величественно выпрямился, его ярко-голубые глаза засияли воодушевлением. Он произнёс не столь уж короткую речь, посвященную торжеству момента, не забыв поочерёдно упомянуть толпившихся за ним Уизли и Поттеров и выдерживая после каждого имени паузу, которую понятливая толпа заполняла взрывом аплодисментов. Затем все повернулись к колдоскульптору, который развернул пергамент с эскизом и стал настраиваться на художественное колдовство.