После первой пары ко мне, задумчиво сидящему у окна, подошла комсорг потока. Я по прежнему, глядя на неё, не могу избавится от мыслей самого фривольного толка. От этого наверное, и нес не думая.
— Андреев! Давай поговорим! — сказал она, прижимая к себе какую то папку.
— Наташа! Предлагаешь начать с разговоров? Знаешь, что я с тобой сделаю, гадкая, развратная девчонка!
— Я не это имела ввиду! — она стремительно и густо покраснела.
— Ага! Значит тогда я гадкий, похотливый мальчишка!
— Да нет же!
— Ну хорошо, Наташа! Мы с тобой оба мерзкие развратники!
— Что ты несешь, идиот?! — она вышла из себя и принялась лупить меня папкой по башке — Что! Ты! Несешь! Придурок!!! — каждое слово она сопровождала ударом по моей голове. Помогло, кстати. Но я не успел замять ситуацию. Да и народ вокруг ржал так, что в аудиторию заглянули проходящие третьекурсники.
— Вот — сказала Анисимова, доставая из папки какой то лист бумаги — протокол собрания, где мы одобряем твою поездку в Финляндию. Отнеси в Комитет Комсомола. И отдай Ярославу.
На следующем занятии я просветил Овчинникову про Финляндию, чтоб сбить в массах ажиотаж. Заодно мы с Ленкой подробно обсудили, что и как она будет делать с заданием Проничевой. В этом институте очень всерьез относятся к учебе. Не то что в Обниске. Там жизнь гораздо больше напоминала мне анекдоты про студенчество. А здесь все учатся, и почти не прогуливают. Так что Овчинникова весьма толково и подробно рассказала мне свои действия.
А перед лекцией по политэкономии, я встал, взял свой рюкзак, прошел в другу часть аудитории и уселся рядом с Лишовой. Она фирменно задрала бровь:
— И что это?
— Виктория! Давай мириться! Извини меня. Я не хотел, чтоб твой парень переводился.
— Он не мой парень, Андреев.
— Это не важно. Давай заключим вечный мир, на время совместной работы? Ты не плюешься ядом. Я не ору дурниной. Тихо и спокойно помыкаем Овчинниковой? А?
Я протянул ей мизинец. Она подумала, кивнула и протянула мизинчик. Мы исполнили мирись — мирись, и больше не дерись.
А потом, на лекции, вдумчиво обговорили, что и как она будет писать.
— Понимаешь, Вик, переписать книжку не катит. Нужно личное отношение. Хочешь, напиши девочковое эссе о несчастном французском франке, что никак не может стать как все солидные валюты. Что ни будь такое.
Она фыркнула и прищурилась:
— Я думаю написать о мерах по конвертации советского рубля. На этом примере и объяснить принцип плавающего курса, задачи ЦБ и руководства страны.
Это, конечно, она здорово придумала. Мелькнула мысль, что ни Суркову, ни мне, тут ничего не светит никогда. Потому что она круче нас вместе взятых. И, кажется, она увидела мое смятение. По крайне мере, снисходительно улыбнулась. Чтоб не выглядеть совсем уж лохом, откашлялся, и сказал:
— Там, у МВФ, есть набор необходимых условий, для начала переговоров. Ну, бюджетный дефицит, объем денежной массы, законодательная база, долговая нагрузка… Я попробую найти.
Она кивнула, а тут и препод сердито на нас уставился.
Но после третьей пары разговор пошел уже вполне содержательный. Печатаем на пишмашинках, собираемся два раза в неделю, созваниваемся. Пошли в буфет я угощаю. От буфета они обе отказались, и я пошел домой, мучимый комплексами. Если тут девчонки такие умные, что я здесь делаю?
Глава 43
Планируя ограбление криминальной инкассации, я испытывал серьезную неуверенность. Сам факт перевозки денег, у меня сомнений не вызывал. Об этом кто только не писал, в нулевые. А вот историю с нападением на Костю, под Чудовом, я слышал в частном порядке. Правда, от совершенно не знакомых друг с другом людей. И в деталях она разнилась незначительно. Но, вдруг пустышка? Или даты не совпадут?
Тем более что я, в субботу, созванивался с мамой. Поболтали о разном. Уже в конце разговора, она сказала, что в четверг звонил Витька Воробей. Просил передать тебе, что он твой должник по жизни, и с него выпивка. Он там, где-то, какого-то маньяка с поличным поймал. Когда в отпуске был. В Ростове, что ли. Его теперь на учебу отправили, в Омск. И вроде бы наградить собираются. Говорил, по твоему совету, мол, отличился. Ты чего ему, Коль, насоветовал? Отшутился. То и насоветовал, не стесняться, а отличаться. А то только ноет, что нет карьеры.
Мы еще посплетничали про деревенских. И мама, в очередной раз сказала, что простит мне кого угодно, хоть рыжую. Но если, не дай бог, она услышит про Людку Киселеву… Мамуль! Ну смотри как у нас хорошо складывается! Ты мне такая — где внуки? А я говорю, дык с Людкой — хоть завтра! И живу дальше с удовольствием, холостой, и без претензий. Вот не думай, сынок, что ремень отцовский далеко! Вот уже точно тебе конец!