Другой Урал

Я тут же сделал стойку, но, наученный горьким опытом, виду не подал. Как наркоман - типа нос воротит, а глаза-то горят, горят… Борынгы - это те, кто жил здесь давным-давно, еще до человека, и, по словам некоторых стариков, до сих пор живет под нашими горами. Впервые мне стало известно о них из смутных упоминаний Тахави, который временами говорил о них как о соседях, подчас даже сердясь на них за что-то - словно они не исчезли тысячи назад. Я заболел, просто помешался тогда на них, ежесекундно дергая любого, кто, как мне казалось, был в курсе дела. Перерыл всю сеть, накопил сотни мег всяких глупостей, хоть мало-мальски относящейся к теме моего помешательства, и доставал ими тех, кто не ставил сразу меня на место. Сейчас представить себе то помрачение довольно нелегко, и я в испуге шарахаюсь от поднесенного зеркала, но что было - то было, я настолько уперся во все, связанное с борынгы, что остальной мир казался жалким ореолом по краю моего фетиша.

– Ну, Зия-абый, ты прям как Тахави… - коварно фыркнул я, подпустив в смесь и комплимента, и подначки, и много чего еще. Зия не мог не сожрать это, прости меня, Зия-абый, я лукаво развел тебя тогда! Но повелся ты сам, тоже стоит отметить. - "Борынгы", ага. Тарелочки с зелеными человечками…

– Че "как Тахави"? Тахави-абый, если хочешь знать, вот так, как мы с тобой сидим, может с ними разговаривать! Но он сам не хочет, не нравятся они ему. Он тебе че, не показывал никогда?

– Че? Ихние могилки? Показывал. Вот тоже, интерес великий…

– Ладно, завтра сам посмотришь. Че, думаешь зря озеро "Ишкуль" называется? Это "Ишеккуль", если правильно. "Таре-елочки"…- передразнил меня Зия, и перевел разговор на другое.

Я замер, как перед подсечкой - наконец-то мой поплавок водила Настоящая Удача!

Руки затряслись, и я поспешно убрал их со стола. Поддерживать разговор на левые темы стало трудно, и Зия дал команду "отбой", приняв, похоже, мою набыченность за усталость. Доверчивый Зия пожалел меня, а я, накрутив себя до нервного тика, полночи шарахался курить и обратно. Надо отметить, что совестно все-таки было.

Утром, перевалив Ильмень, спустились к Озерам. От вида с Ильменя хочется замереть и не размирать, особенно на рассвете. После того, как постоишь на голой макушке минут пять-десять (это как-бы "положено"; Тенри может сделать тебе подарок), спуск абсолютно не напрягает: ноги сами находят, куда встать, тело поддерживает равновесие - идешь, как по бульвару.

Спустили крейсер, плывем - над водой туманчик легкий, на том берегу птичка свистнет, а кажется, что в паре метров. Приплыли, рыбачим - окунь с чебаком вперемешку, иногда ершики. У меня мандраж - а ну, как забыл? Напомнить? Или молчать - спугну еще удачу… Руки тупые, леска путается, крючок за одежду хватает - то ли рыбачу, то ли носок вяжу, однако норму надергали быстро, на Озерах рыба непуганная. Зия вытащил садок, тряхнул:

– Все, булды, греби к берегу. А то всю рыбу в Озерах съедим.

Я прикусил язык, что б не заорать - МЫ ПОЙДЕМ КУДА ОБЕЩАЛ, ИЛИ КАК?!

– Ну че, будешь спиннинг кидать? Или давай я попробую, если сам не хочешь.

– Кидай, мне че-то неохота после твоей каторги.

Это гад поднял спиннинг и поплелся по косе, цепляя крупную колебалку. Солнце поднялось, часов на одиннадцать с долями. Ветра не было, и я решил предаваться отчаянию с комфортом - сложил телогрейку, прижег сигаретку и возлег, пытаясь заглушить это самое отчаянье, переходящее уже в какое-то тупое, детское раздражение. Обычно я легко справляюсь со своими эмоциями, но в это утро меня трясло практически бесконтрольно, и привычные методы приведения себя в порядок не то что не срабатывали, но, скорее, растерянными хомячками взирали куда-то вверх, туда, где располагалась голова этой взбесившейся туши, громоподобно ревущая за облаками. В какой-то момент до меня дошло, что дело нечисто - я, похоже, уже был на той стороне. Как только я это понял, раздражение махом погасло, неправдоподобно быстро - словно рубильник опустился. Стараясь не выдернуться, я попытался использовать пребывание там по максимуму - смотрел на горы, на лес в желтых пятнах берез, на небо, на синюю воду Озер, проснувшуюся и беспечно плюхавшую по камням. Я попытался дотянуться собой до воды, но вода Озер убегала от меня - не дразня, не заигрывая, но все равно, как-то весело и беззлобно. Я чувствовал, что она не то что не хочет соприкасаться со мной, но просто говорит - не надо, ты же не свой. Не чужой, мы же разговариваем, но и не свой - зачем тебе это? Давай оставим все, как есть - будем смотреть друг на друга, пока не наскучило. Тут под ухом зашуршала галька - вернулся Зия, неся на березовой низке маленькую, на пятьсот-шестьсот где-то, изумрудно-белобрюхую травянку.

– Ну вот, обрыбился чуток - улыбнулся Зия, кладя спиннинг и рыбу в лодку.