Другой выбор (+ бонус)

Незнакомец ускакал быстрее, чем я повернулась к Шейну. Пусть уносит свои костыли. Всё равно никакой пользы. Мудак, преследующий меня, уже наверняка в курсе, что долговязый попался, поэтому не клюнет на крючок, если я решу его использовать.

– Что ты ему сказала? – заговорил Шейн.

– Это твой единственный вопрос?

– Нет. – Шейн провёл рукой по своим волосам, растормошив причёску. – Вопросов у меня вагон и маленькая тележка. И я хочу получить ответ на каждый из них.

– Не сейчас.

– А когда?

ГЛАВА 23

POV Салли

Никогда.

Вот, что я хотела ответить, но не ответила. Просто молча села в машину. А телефон, как нарочно, вновь ожил. С каких пор Маркус стал таким настойчивым?

Шейн хмуро посмотрел на меня, сбрасывающую звонок за звонком. Он больше не пытался заговорить со мной, отвёз домой. Я скрылась в доме быстрее, чем он успел заглушить мотор.

Дома меня встретил тот аромат, который я почувствовала в первый вечер, когда приехала. Приторный аромат корицы коснулся ноздрей, а кислота и сладость цитруса буквально разлилась на языке, словно и впрямь оказалась во рту.

Бабушка снова варила глинтвейн?

Я заглянула на кухню. Пусто. В гостиной темно, тихо и монотонно разговаривает телевизор.

Бабуля сидит на своем месте. При моём появлении она привычно не реагирует, но и в телевизор не смотрит. Её голова низко опущена. Я смотрю на её руку, которую как раз ярко осветил рекламный ролик. В ней бокал с темно-вишнёвой жидкостью. На журнальном столике стоит кувшин с точно таким же напитком, в котором плавают колечки апельсина и палочки корицы.

Я возвращаюсь на кухню, беру пустой стакан, затем опускаюсь в кресло рядом с бабушкой. Протягиваю руку к кувшину, наливаю себе немного глинтвейна.

– Ужинала? – Бабуля резко поднимает голову.

– Нет, – отвечаю, делая ощутимый глоток.

– Нельзя пить на голодный желудок, – вздыхает старушка, прижав бокал к своим губам.

Я откидываюсь на спинку кресла, закрываю глаза.

– Я не голодна.

Бабуля Дэвис опускает плечи ещё ниже и снова застывает. Я повернула голову к телевизору. Показывают её любимый сериал. Почему она его не смотрит? Что так разволновало старушку, что она принялась накидываться горячим вином? Очень даже неплохим.

Я делаю ещё глоток. Мы молчим. Бабушка явно очень сильно подавлена. Хочу спросить, что случилось, но не спрашиваю, сохраняя напряжение. Я не знаю, как сделать шаг навстречу. И не знаю, стоит ли. Мы – чужие друг другу люди, несмотря на то, что я называю эту старушку своей бабушкой.

– Прости, – почти шёпотом выдаёт бабуля.

Я останавливаю стакан на полпути ко рту. Чего? Послышалось?

– Прости, – повторяет уже громче, но сипло.

Я округляю глаза. Бабушка поднимает голову, смотрит на меня глазами, в которых поблескивают слёзы. Слёзы? Что здесь, черт возьми, происходит?

Сердце глухо ухает в груди. Я часто заморгала, чтобы избавиться от жжения. Опускаю глаза вниз, тщательно осматриваю стакан, чтобы не видеть глаза бабушки. Не помню, чтобы когда-либо видела взгляд, настолько переполненный различными эмоциями, центральным из которых является сожаление.

Меня не надо жалеть!

Я вскакиваю на ноги, с шумом ставлю стакан на столик, разворачиваюсь и стремительно убегаю в свою комнату.

***

Школа встретила меня ещё более оживлённо, чем обычно. Напряжение, любопытство и негодование – вот, что витало в воздухе, словно столп влажной пыли.

– Она пришла! Пришла!

Я отчётливо слышала эти слова. Они эхом отражались в устах тех, мимо кого я проходила. Плохое предчувствие разлилось по телу, обдавая позвоночник болезненным холодком. Живот скрутился в один маленький комочек. Я сглотнула подступившую тошноту.

Что происходит?

– Салли! – Ко мне поспешила Пегги. Я видела, как Рут осталась на месте, хмуро взирая на меня. – Наконец-то!

– Что случилось? – Голос подвел меня. Получился лишь тихий скрип.

– Легче показать, – поморщилась девушка. – Пойдём.

Она подвела меня серии шкафчиком, центральным из которых был мой. Мои глаза так широко раскрылись, что, казалось, сейчас выпрыгнут и убегут, чтобы этого не видеть. Я отчаянно противилась порыву зажать рот ладонью.

Позор! Позор! Позор! О, Боже, какой позор!

Я опозорила не себя. На себя мне плевать, а вот на Шейна… нет, на него мне точно не плевать. Едва сдерживаюсь, чтобы не развернуться и не пуститься в бегство.

Мой шкафчик и ближайшие были увешаны фотографиями. Моими фотографиями.

– Шейн видел? – дрожащим голосом выдала я первое, что пришло в голову.

– Теперь да.

Я обернулась, чтобы увидеть его. Шейн остановился позади меня. Его густые брови опустились и сошлись на переносице. Я зажмурилась, проклиная себя.

Глаза Шейна внимательно двигались от одной фотографии к другой. Лицо его мрачнело с каждой секундой. Момент разочарования – я видела это.

Я повернулась к фоткам, посылая в тартарары те дни, когда делала их, первоначально планируя разместить в соцсетях, но в последний момент передумала.

Тогда откуда они здесь? Я ведь все удалила, когда решила избавиться от прошлой жизни. Я полностью почистила и телефон, и ноутбук. А раз я так и не залила их в сеть, то оттуда их невозможно было взять.