Другой взгляд

– Когда? – Нина Васильевна понимала, что ведёт себя странно. Надо бы показать, что она рада за них, пожелать им счастья, но слова не шли с языка. Внутри сжалась и не давала дышать тугая пружина.

– Обычно надо месяц ждать, но нам обещали в начале следующей недели «окошко» найти, – весело проговорила Анечка, – испугались, наверное, вдруг не доживут старики!

Они снова засмеялись, довольные собой.

– Что ж, раз так, поздравляю, – наконец-то сумела выдавить Нина Васильевна.

– Спасибо! – хором отозвались Анечка с Борькой.

– Ты уж извини, Нинуша, нам нужно бежать. Вечером всё обсудим, ладно, дорогая? Надо кольца купить и с рестораном определиться, – заторопилась Анечка, подошла вплотную к Нине Васильевне и крепко обняла подругу. – Остаётся всего-то несколько дней.

Борька с Анечкой засеменили к двери. Нина Васильевна шла за ними. Теперь всегда будет так, мелькнуло в голове. У них – свои дела, заботы, своя жизнь, а «Нинуша» останется на прицепе. Общаться с ней они станут постольку-поскольку. А может, и раньше так было, просто она не замечала?

– Погодите, а Сашка? А Артём? – неожиданно сообразила Нина Васильевна.

Артёмом звали Борькиного сына. Будущие молодожёны остановились. Анечкина спина чуть заметно напряглась. Борька обернулся и ответил, пожав плечами:

– А что Тёмка? Поздравил, счастья пожелал. Ты же знаешь, мы мало общаемся, он в Германии, у него своя жизнь. Сюда, наверное, никогда уж не вернётся.

Анечка тоже оглянулась и с деланным оживлением скороговоркой пролепетала, избегая смотреть подруге в глаза:

– Сашеньке тоже скажем на днях. До скорого, Нинуша!

Дверь за ними захлопнулась. Нина Васильевна пару минут стояла, тупо уперевшись взглядом в косяк, потом круто развернулась и побрела обратно в комнату. Упала в кресло. Получается, Сашка ничего не знает. Анечка боится говорить ему о своих планах. Скорее всего, собирается поставить перед свершившимся фактом. Видимо, предполагает, что тот будет против. А может быть, попытается им помешать.

Нина Васильевна помедлила, вспоминая трепетно-счастливые лица Анечки и Борьки. Отбросив сомнения, решительно протянула руку к записной книжке и придвинула к себе телефонный аппарат. Несколько лет назад они на всякий случай обменялись номерами телефонов ближайших родственников.

Спустя некоторое время, попрощавшись с Анечкиным племянником и повесив трубку, Нина Васильевна сидела, прокручивая в памяти только что состоявшийся разговор. Сил подняться не было: словно вросла в кресло, не могла пошевелиться.

Беседа получилась – ни в сказке сказать. Нина Васильевна держалась с достоинством, сказала всё, как есть: спокойно проинформировала Сашку, что тётка чудит, собирается на старости лет замуж. Будущий супруг – инвалид, перенёс инсульт, придётся Анечке быть при нём сиделкой. Тонко намекнула, что жених, возможно, не бескорыстен. Уже пользовался Анечкиными средствами. Должно быть, метит и на её квартиру. Иначе зачем бы ему настаивать на официальном бракосочетании? А ведь Сашка-то единственный наследник, разве это правильно, что жилплощадь уплывёт чужому человеку?

Она ждала, что Анечкин племянник изумится, заахает-заохает, рассыплется в благодарностях. Начнёт горячо возмущаться вечным тёткиным безрассудством, непрактичностью, сумасбродством, старческим эгоизмом. Пообещает срочно выехать и разобраться в ситуации. А он, паршивец…

В голове не укладывается: обрадовался! Это кем же нужно быть, чтобы такому – радоваться! Нина Васильевна растерялась. Поначалу решила: может, недопонял чего. Потом подумала: шутит. Ёрничает. Оказалось, нет! Серьёзно говорит. Приехать, правда, пообещал. Чтобы тётушку любимую поздравить. И её, Нину, поблагодарил: спасибо, дескать, за отличную новость.

Вот и все дела.

Нина Васильевна глянула на простенькие настенные часы. Половина одиннадцатого, а она ещё не завтракала! Что теперь – с голоду помирать из-за этих дураков блаженных? Неожиданно проснулся зверский аппетит, ужасно захотелось только что сваренных грибных щей. Пусть и без сметаны, которую она так и не успела купить. Нина Васильевна выбралась из кресла, направилась было на кухню. Однако, сделав пару шагов, развернулась и подошла к окну. Задёрнула тёмные занавески, погрузив комнату в привычный полумрак, и, больше уже не мешкая, отправилась завтракать.

МАМА

Соня стояла на автобусной остановке и тряслась от холода под огромным жёлто-синим зонтом. Её рабочий день закончился в восемь вечера: пришлось переделывать отчёт. Обиднее всего, что отчёт был вполне сносный. По крайней мере, ничуть не хуже, чем все предыдущие. Но начальница отдела поругалась с мужем и пребывала в отвратительном настроении. А тут Сонины бумажки под руку подвернулись. Вот она и отвела душу.

А ведь именно сегодня сердить начальницу было никак нельзя: Соня собиралась попросить у неё разрешения уйти завтра после обеда. Отпрашивалась она лишь в самых крайних случаях, никогда не брала больничный – боялась потерять работу. Сейчас как раз такой случай, но как обратишься с просьбой, если начальство тобой недовольно? Короче говоря, так и не рискнула подойти и поговорить.