Друид

То что случилось потом вышибло хозяина дома из привычной колеи. Мелкий пацан подошел к кровати и некоторое время водил руками над спиной сына. Потом кивнул сам себе и нахмурился. Из своего угла Марк видел лицо сына своего боевого товарища. Видел, как пролегла морщинка через лоб, в серых глазах заиграли зеленые искры. Их становилось все больше и вот уже глаза Игаля налились изумрудным светом. Вслед за глазами зеленоватое свечение окутало и руки парнишки. Он положил их на спину парализованного и замер. Долгих десять минут ничего не происходило, но вдруг свечение потухло. Игаль пошатнулся и осел на пол рядом с кроватью. Моти метнулся к своему ребенку и подхватил его на руки. Покрутил головой и устремился на двор.

Марк же стоял, словно соляной столб. На его глазах, парализованный сын сел в кровати, спустил ноги на пол и с трудам встал качаясь. Отец кинулся к нему, не веря своим глазам. Поддержал Ияля, у того дрожали ноги, но он стоял. Стоял сам!

Моти в это время, с сыном на руках, покрутился по участку, потом сообразил что-то и в два шага подошел к яблоне. Посадил Игаля на землю и прислонил спиной к стволу. Тот сразу же открыл глаза.

— То что нужно. Спасибо пап.

— Не за что. Напугал ты меня сынок. — Моти с удивлением смотрел, как прямо на глазах оживает сын и как высыхают листочки на дереве…

***

Пацаны возились в комнате Ияля, старшее поколение разместилось на кухне. некоторое время сидели молча, потом Марк поднял глаза.

— До сих пор не могу поверить тому, что увидел. Я в неоплатном долгу. Проси что хочешь, брат.

— Я прошу тайны. — Моти смотрел в глаза другу прямо и твердо.

— Но почему? Такие возможности у твоего пацана. Да его на руках носить будут. Да…

— И что потом? — Гость скривился, — запрут на какой-нибудь базе, навешают грифов и будет он всю жизнь разглаживать морщинки на заднице супруги премьер-министра. Та же сам из "ШАБАК" (контрразведка), так скажи, я не прав?

— Прав, — Марк сморщился, — не подумал я. Сломаем пацану жизнь. А что говорить?

— Ну ты же приглашал раввина? Тот молился? Ну вот и ответ. Господь явил чудо. Ты только сына проинструктируй. Что бы ни-ни. Не то в следующий раз, "хас вэ халила" (не дай бог), он уже помощи от нас не дождется.

— Сделаю. Спасибо брат. Не забуду.

Глава 5

Тринадцатилетие упало как пыльный мешок на голову. Семейство Охана было светским, к "пингвинам" относились с иронией. Моти их иначе чем мракобесами и не называл. Но были некоторые обычаи, преступить которые было попросту невозможно. Окружающие бы не поняли. И один из таких обычаев и была "бар мицва". Совершеннолетие. С этого момента можно было читать Тору вслух. То есть наедине это и так не возбранялось. Но вот в синагоге, в присутствии других молящихся, только после обряда.

Вот и стоял Игаль на возвышении напротив святого свитка, с белой кипой на голове и произносил заученные насмерть слова. Потом присутствующий поздравляли, бросали на счастье мелкие монетки. На входе в "бейт кнессет" (синагога) всех ждали накрытые столы. От гуляний в ресторане Игаль отказался категорически, так что отец заказал кейтеринг прямо в синагогу.

Подходили знакомые и друзья семьи, поздравляли, фотографировались с ним на память. Между ног взрослых вертелась шестилетняя Нооми. В своем белом платьице с бантом в черных волосах, малявка была чудо как хороша. Игаль жал руки, улыбался, отвечал на поздравления, но сам мечтал лишь, что бы эта вакханалия побыстрее кончилась. Содрать чертову кипу, выйти на воздух, вздохнуть полной грудью.

Самое смешное, он понимал почему именно тринадцатилетие назначено таким переломным возрастом. Несмотря на то, что личности давно уже слились в одно целое, память была доступна в полном объеме. Тринадцать лет, пресловутый пуберат, доставляющий столько проблем подросткам и их родителям. По сути дела, это всего лишь атавизм, наследие очень и очень давних времен.

Когда-то, на заре становления человечества, в этом возрасте молодые охотники покидали родительскую трибу, что бы основать свою, новую. А теперь, когда возраст совершеннолетия существенно сдвинулся, возникает подспудный конфликт. Инстинкт требует самостоятельности, но ни родители, ни законы предоставить этого не могут.

Самому себе, молодой Охана пообещал, что никакие инстинкты не заставят его совершать глупые и нерациональные вещи. Кроме того помогала память. Все-таки однажды он уже переживал подобное. А Моти смотрел на сына с гордостью. Вытянулся, окреп. Статью все-таки в мать пошел. Стройный и гибкий. Но вот покатые плечи и сильные, немного излишне длинные руки, это их, Охана наследие. Орел.

***

В школе Игаль держался несколько особняком. К этому привыкли и уже не подначивали. У него сложилась репутация старательного простака. Телефоном пользовался простым, в социальных сетях замечен не был. И себе страницу не завел и чужими не интересовался. И одевался не слишком модно. Никаких штанов в обтяжку от дорогих брендов не признавал. Ходил в просторных джинсах, футболках на размер больше, чем надо. В общем совершенно не интересный тип.