Друид

  Вир положил к ее ногам горсть спелых и уже полопавшихся желтых слив.

– Ешь.

  Сам он занялся тушкой, снимая с нее мохнатую, липкую от крови шкуру.

  Запихивая в рот плоды, Лерия не сводила глаз с Друида – подмечала каждое движение его грубых рук, каждый вздох казалось бы несгибаемого тела. По ее подбородку тек сладкий сок, смешиваясь с соленой влагой.

– Ты чего ревешь, дуреха? – спросил ее Вир, губы тронула тень улыбки.

– Страшно… – шепотом ответила Лерия.

– Так полезай в дупло, там тепло, уютно. Я скоро приду.

  Лерия послушно забралась в дом-дупло.

  «Будто сижу в желудке у великана», – подумалось ей.

  Она подтянула ноги к груди, обхватила их и спрятала лицо в коленях.

  Спустя некоторое время внутрь зашел Вир: она не видела его, но чувствовала – как же тонко она его чувствовала. В душе предательски заворочался тугой черный комок. Страх.

– Я ухожу в сон, – сказал ей Вир, ложась набок подле нее и накрываясь вонючей шкурой. – Не покидай круг, здесь ты в безопасности. Слышишь?

– Ага, – отозвалась Лерия. – Ты надолго?

– Не знаю. Надеюсь, нет. Вот только отыщу старого друга и вернусь.

– А зачем тебе шкура?

  Друид вздохнул.

– Сны так лучше видятся.

  Лерия подумала, что она вряд ли бы смогла уснуть под пропитанной свежей кровью шкурой. Она вряд ли вообще скоро уснет…

– Когда я проснусь, мы перенесемся отсюда в другое дом-дупло, ближе к моей цели.

– Прощай, – сдавленно вырвалось из ее груди.

  Голос Вира прозвучал на удивление ласково:

– До встречи.

  ***

  Друид брел на ощупь. Влажная каменная стена под правой рукой уходила вперед. Вела его к неизвестности. К судьбе.

  С левой стороны раздавался гогот вперемешку с плачем. Иногда оттуда вылетали имена ушедших героев. Вир шел по самому краю Излома.

  Впереди забрезжил свет, очерчивая прямоугольник массивных дверей.

  Друид приблизился к ним. На дверях выпуклым металлическим узором лежала история.

  История их королевства. Короли на конях, размером с быка, королевы с драгоценными камнями вместо глаз, жрецы-друиды, преклоняющиеся перед великим дубом, и олени, много-много оленей, бесчисленное стадо. И самый бравый из них – с крупными рогами, скрывающимися в кроне Прародителя.

  Вир знал, где оказался. В замке короля. Перед дверьми тронного зала.

– Войди, – раздался тяжелый голос.

  Двери раскололись посредине, как орех.

  Вир поднатужился и распахнул их обеими руками.

  Шагнул через порог.

  Нога проехалась по чему-то склизкому, мокрому. Друид обрел равновесие и уронил взгляд в лужу крови. Нет, в море алой-алой крови. Повсюду в чудовищно-неподвижных позах застыли тела. Возле трона устало лежал растерзанный король.

  Горе тебе, о славное королевство. Пал твой правитель. И некому зажечь новый огонь в этот жестокий Самайн.

  На дубовом троне, согнувшись пополам, сидел старец в белом одеянии. Прародитель.

– Ты пришел, Вир.

– Да, отец… Но я опоздал?

  Старец кряхтя распрямил спину. По белой ткани пустил корни бордовый, почти черный цветок. Что-то острое пронзило живот Прародителя насквозь, выпирая оттуда словно сучья. Нет… рога.

  Сперва из-за трона явился едкий, преисполненный надменности, смех, следом вышел Он. Рогатый Бог. Альверий, как он любил себя кликать, совращая юных дев.

– Нет, Друид, ты как раз вовремя. Я уж боялся, ты пропустишь празднество. Как видишь, главное блюдо подано.

– Отец! – крикнул Вир, взывая к силе предков, собирая ее в ладонях, капля по капле.

– Нет, Вир, – молвил старец. – Я привел тебя сюда не ради своего спасения. Мое время вышло. Столетия грядут темные, но будет свет. Это мой последний дар… – Прародитель протянул руку, и над Виром вскружило светящееся облако, опускаясь все ниже и ниже, касаясь капюшона, волос, ресниц…

– Деревянные бошки, дубье тупоумное! – заржал Рогатый. – Поздно, уже слишком поздно. А ты, Вир, просто безмозглый самец, что повелся на нежную лань.

  Сияние опустилось почти до подбородка, заполняя ноздри, рот Друида.

  Его горло полоснула резкая боль. Губы осквернил привкус крови.

  Он очнулся ото сна.

  В ушах по-прежнему пульсировал смех Рогатого.

  Рук и ног Друид не чувствовал, как и тела. Лишь ноющую боль в области шеи да сильное жжение в темечке.

  Первое, что Вир увидел – перекошенное лицо Лерии, белее чем у смерти. Второе – окровавленный серп в ее руке.

– Но я… – выдавила из себя девчонка, – я же убила тебя! Я сделала, как он просил!

– Ты… – захрипел Друид.

  Девчонка еще больше округлила глаза.

– Этого не может быть! Ты не можешь говорить!

– Предательство… – горько усмехнулся Вир, – … опять.

  Друид понимал, что голова его боле не принадлежит телу, как и душа. Но так хотелось еще разок зачерпнуть ладонью прохладной водицы, пройтись босым по шелковистой траве, подставить тело заветным лучам солнца.

– Зачем? – вопросил он Лерию.

– Он так сказал! – вновь проговорила девчонка. – Рогатый!

– Лерия, зачем?

  Она рухнула на колени, зарыдала.