Друид

Клауде Куени Друид

Кловис

I

Март года 695 по римскому летосчислению[1].

На какое-то мгновение мне показалось, что вдалеке, у противоположного края долины, я вижу фигуры трех всадников. Германских всадников. Но похоже, зрение обмануло меня. Уже в следующий миг мои глаза не различали ничего, кроме однообразного ландшафта.

Я улегся на живот и с плоского выступа скалы, служившего мне наблюдательным пунктом, окинул взглядом долину, распростершуюся далеко внизу. Яркое весеннее солнце слепило глаза, заставляя щуриться. Я благодарил богов за то, что по их воле был рожден в этой жизни кельтом в племени рауриков. Нежась под теплыми лучами, я закрыл глаза и попытался ощутить запах пряностей, исходивший от куска свинины с хрустящей корочкой, почувствовать вкус поджаренных пиниолей [2], семян тмина и тимьяна, залитых медом ядер миндаля, только что смолотого перца и корня сельдерея. Я представил себе, как нубийская рабыня подает мне рыбу и греческое вино, настоянное на смолах. В моем имении, расположенном в Массилии, у меня было абсолютно все. Ведь оно существовало только в моем воображении.

Не раз я ловил себя на том, что сладкие мечты вырывают меня из суровой реальности прямо среди бела дня. Друид Сантониг сказал однажды, что заветное желание обязательно исполнится, если как можно чаще представлять себе в мельчайших подробностях, чего ты хочешь от жизни. Тогда все внутренние силы будут направлены на осуществление мечты, и человек со временем начнет интуитивно принимать верные решения. Воображаемое станет реальностью.

Однако сегодня с моим воображением что-то было явно не так. Нубийская рабыня замерла на месте и превратилась в римскую мозаику, которая в следующее мгновение рассыпалась на мелкие кусочки. Я почувствовал отвратительный запах протухшей рыбы. Оказалось, что во всем виновата Люсия. Она лежала рядом со мной, словно Сфинкс, вытянув перед собой передние лапы и высоко подняв голову. Казалось, она что-то почуяла или услышала. У Люсии была короткая белая шерсть, но все ее тело покрывали черные пятна, а над глазами и рядом с пастью виднелись огненно-рыжие отметины. Римляне считали, что такие собаки, как Люсия, у которых шерсть была трех цветов, ни на что не годились. Именно поэтому Кретос, греческий торговец из Массилии, который продавал вино и считал себя в большей степени римлянином, чем любой коренной житель этого города, оставил Люсию на нашем дворе. Ему было лень топить щенка.