Друид

Римский офицер тут же развязал свой кошелек и, глядя на лежащие там монеты с отвращением и страхом, вернул их мне. При этом Сильван спросил сам у себя, боится ли он кельтских друидов. И, нервно качая головой из стороны в сторону, сам же заявил, будто не видит повода испытывать перед ними страх. Он громко, наигранно рассмеялся, а затем сказал, что не станет требовать ни одного асса с друга Нигера Фабия. Однако я видел страх, застывший в глазах офицера, напоминавшего мне в тот момент испуганную жабу. Я про себя отметил, что такое поведение Сильвана довольно примечательно и вполне может пригодиться мне в будущем. Похоже, суеверия римлян были настолько сильны, что даже варвар-калека, который не мог уверенно стоять на ногах, был способен заставить трепетать от страха закаленного в битвах и вооруженного до зубов римского офицера. Конечно же, при условии, что этот варвар — друид!

— Э, Сильван, да от тебя пахнет так, словно я оказался в огромном шатре, до отказа набитом конкубинами! Можешь мне не верить, но одной капли благовония вполне достаточно!

— Дай мне еще немного. Пора бы тебе запомнить, что офицерам очень нравятся подобные запахи.

— А я всегда думал, что от римских легионеров должно разить луком и чесноком!

— Да, ты прав — именно так и воняет от простых легионеров. Но я — офицер!

Нигер Фабий пригласил нас на ужин в самый большой шатер, принадлежавший ему. Там, растянувшись на мягких обеденных ложах, уже возлежали несколько купцов, тоги которых свидетельствовали о том, что эти люди являются римскими гражданами. Нубийские рабыни по первому требованию подносили им вино, вареные яйца и посыпанные сезамом свежие лепешки. Лишь один из присутствовавших в шатре гостей сидел на стуле. С первого же взгляда я понял, что этот мужчина не римлянин. Он был одет в довольно теплую тунику с длинными рукавами, которую украшали разноцветные полосы. Сейчас, когда он сидел на стуле, край его туники находился примерно на уровне лодыжек. У него была растрепанная борода, а кудрявые волосы на его голове торчали во все стороны. Он чем-то напоминал мечтателя или философа, задумчиво глядевшего в пустоту. Лишь когда гость улыбнулся мне, я узнал его: это был Махес Тициан, купец из Сирии, имя которого скорее говорило о его иранском происхождении. Я улыбнулся ему в ответ и взглянул на двух рабов, жаривших перед входом в шатер целую свинью, пронзенную вертелом. Дрова весело потрескивали в костре. Один из рабов орудовал большой кисточкой из мягкого конского волоса. Медленно и благоговейно, словно совершая какой-то священный ритуал, раб опускал кисточку в горшочек с соусом и размазывал аппетитно пахнущую жидкость по туше. Второй раб, темнокожий нубиец, радостно улыбаясь, крутил вертел и следил, чтобы огонь не погас.

— Корисиос! — выкрикнул кто-то мое имя. Один из расположившихся на ложах римлян резко вскочил на ноги, и я тут же понял, что уже слышал это отвратительное кряхтенье и тяжелое дыхание. Ко мне подошел Пизо, шпион Луция, собиравший для него информацию и преследовавший его должников. Провокатор, негодяй и лжец. Пизо тут же объявил во всеуслышание, что я друид гельветов, который свободно говорит и пишет на всех языках народов Средиземноморья. Я хотел было возразить и сказать, что он несколько преувеличивает, но в то же мгновенье передумал, не желая показаться невежливым. Однако я все же посчитал уместным поправить римлянина и сообщить, какое племя я считаю родным.

— Я из племени кельтских рауриков, — объяснил я. — Мы живем там, где Ренус изгибается и отделяет земли кельтов от земель, принадлежащих тому народу, который вы называете германцами.

Один из купцов, нос которого больше напоминал не часть человеческого тела, а причудливо изогнутый корень дерева, ответил на мое замечание, что он, дескать, не видит никакой разницы: варвары они и есть варвары. Римляне, сидевшие вокруг него и за его спиной, расплылись в улыбках и захлопали в ладоши в знак одобрения. Махес Тициан, улыбаясь, возразил, что, на его взгляд, несколько опрометчиво называть варваром молодого человека, владеющего такими обширными познаниями, как я. Я легким кивком поблагодарил его за поддержку. Затем Махес протянул мне бронзовый амулет, на котором был выгравирован глаз.

— Он принесет тебе удачу, — сказал сирийский купец. — Этот талисман отгоняет злых духов.

— Но ведь это не кельтский глаз, — тихо возразил я. — Поэтому он вряд ли сможет принести мне счастье.

Купцы, собравшиеся в шатре Нигера Фабия, громко рассмеялись.

— Всем известно, что амулеты из Иудеи приносят одни несчастья! Ты оказался достаточно проницательным, чтобы понять это, друид! — воскликнул один из римлян, когда смех немного стих. Купцы уже выпили довольно много красного вина, на которое хозяин явно не скупился, поэтому находились в приподнятом настроении и отвечали оглушительным хохотом на любое хоть сколько-нибудь остроумное замечание.

Махес молчал. Похоже, он чувствовал себя оскорбленным.