Друидка (СИ)

Когда Авива покинула жилище ящера, Атон ещё несколько секунд смотрел на закрытую дверь, а после стиснул зубы так, что, казалось, они вот-вот сломаются. Только сейчас до него окончательно дошло, что он натворил. Отвращение к самому себе не получалось описать словами. Стрэйб хотел крушить и ломать всё, что попадается под руку, но он сдерживал себя той мыслью, что это не его дом. Простояв так несколько минут, коря себя за несдержанность и хамство по отношении к той, что по доброте душевной согласилась идти с ним на верную смерть, гвардеец принялся натягивать теплую одежду.

Выйдя на улицу, Атон понял, что Авива, как ни странно, была права. Едва гвардеец оказался под тёмным небом, как его тело принялась бить мелкая дрожь, а остатки алкоголя, что ещё слегка туманили его рассудок, окончательно выветрились. Драго и Авива стояли в центре единственной улицы и о чём-то тихо беседовали. Когда Стрэйб подошёл к ним, уже стуча зубами и плотнее кутаясь в свою куртку и плащ, их голоса оборвались, и они посмотрели на него. Ящер смотрел на него с огоньками в глазах и слегка улыбаясь, друидка же взирала на своего спутника с полностью противоположным выражением на лице. Холодный взгляд шоколадных глаз и тонкая линия плотно сжатых губ. Атон не смог долго смотреть на неё, ему было слишком стыдно за свой поступок, поэтому, опустив глаза в землю, он тихо спросил:

— Идём?

Авива, буркнув что-то невнятное себе под нос, пошла вслед за Драго. Стрэйбу же ничего не оставалось, кроме как плестись позади и мысленно бичевать себя за ту мерзость, что он учинил.

“Не пью! Пусть земля меня проглотит, но пить не буду. Я свой тазик уже выпил”.

Прощание с шаманом ящеров проходило на окраине города. Пока они подходили к кругу хвостатых жителей, гвардеец насчитал где-то шесть десятков особей, десять из которых, судя по росту, были ещё детьми.

“Не так уж их тут и много. Я думал, что их тут будут сотни, а может, и тысячи”.

Подойдя к собравшимся, Драго занял место в дальнему ряду, благо, его немалый рост это позволял. Атон и Авива встали от него по разные стороны, чем сразу же приковали к себе взгляды рядом стоявших ящеров.

— Maen nhw gyda mi (Они со мной), — коротко ответил Драго, когда по задним рядам пронеслись шепотки.

Шепотки ещё тихо звучали, несмотря на ответ охотника, и прекратились лишь только тогда, когда где-то в глубине города прозвучал протяжный вой рога. Все ящеры и двое людей обернулись на звук и увидели идущую к ним из города процессию. Во главе шествия шагала Аскук, облачённая в одежды песчаного цвета. Её лицо скрывал чёрный платок, но в глазах, которые были открыты, стояли слёзы. Следом за ней шли три рослых ящера, что держали в руках массивные рога, закрученные в несколько колец. Раз в десять секунд ящеры подносили витые инструменты к губам, и тишину пустыни оглашал протяжный вой, который скрёб по душе, словно тысяча игл. Вслед за ними шли два странного вида зверя. Вытянутые морды, короткая жёлтая шерсть, длинные ноги, а на спине — по два горба. Животные шли медленно и тащили за собой повозку с балдахином. В самой повозке на мягком ложе лежал почивший Куецполли, облачённый в чисто-белые одежды. Возле левой его руки лежал изогнутый посох, возле правой — толстая книга, а у ног — множество разных растений, видимо, местных цветов.

Процессия под звук рогов медленно приближалась к собравшимся ящерам. Когда Аскук была в десяти шагах от плотного кольца своих собратьев, все они, словно по приказу, расступились, образуя тем самым живой коридор. Дочь умершего шамана, а вместе с ней трубачи и повозка с горбатыми животными, вошла в этот коридор и медленно двинулась в его центр. Кто-то плакал, кто-то просто провожал взглядом тело Куецполли, а кто-то смотрел куда-то в небо и о чём-то думал. Когда повозка оказалась в середине круга, а плотные ряды ящеров вновь сомкнулись, три рога одновременно и очень жалобно взвыли, заставляя всех присутствующих, даже двух людей, испытать трепет перед тем, кто лежал за тонкой тканью.

Едва рёв рогов оборвался, трое ящеров сняли свои инструменты и быстрыми шагами направились к повозке, в то время как Аскук вышла чуть вперёд, чтобы её могли видеть все, и едва удерживая голос, заговорила.