Дружба. Этико-психологический очерк

В нашей книге много говорилось о романтическом культе дружбы. Между тем один из провозвестников романтического типа личности Ж. Ж. Руссо сам был в высшей степени некоммуникабелен. "Как могло случиться, что, имея душу от природы чувствительную, для которой жить - значило любить, я не мог до тех пор найти себе друга, всецело мне преданного, настоящего друга,- я, который чувствовал себя до такой степени созданным для дружбы",спрашивал себя 55-летний Руссо. Любовь и дружба - "два кумира моего сердца...". Однако и то и другое остается для Руссо недостижимой мечтой. Его чувства слишком напряжены и гипертрофированы, чтобы можно было реализовать их в устойчивых взаимоотношениях.

"Первая моя потребность, самая большая, самая сильная, самая неутолимая, заключа лась всецело в моем сердце: это потребность в тесном общении, таком интимном, какое только возможно; поэтому-то я нуждался скорей в женщине, чем в мужчине, скорей в подруге, чем в друге. Эта странная потребность была такова, что самое тесное соединение двух тел еще не могло быть для нее достаточным; мне нужны были две души в одном теле; без этого я всегда чувствовал пустоту". Неспособный удовлетворяться более или менее "частичными" контактами, Руссо жаждет полного, абсолютного слияния с другом, но по причинам, понятным каждому читателю "Исповеди", ни перед кем не может раскрыться до конца. Его все время мучает "боязнь обидеть или не понравиться, еще больший страх быть освистанным, осмеянным, опозоренным...". Как бы хорошо ни относились к нему окружающие - а у Руссо было немало искренних доброжелателей,- отношения с ними для пего только суррогаты воображаемой подлинной близости. "Не имея возможности насладиться во всей полноте необходимым тесным душевным общением, я искал ему замены, которая, не заполняя пустоту, позволяла бы мне меньше ее чувствовать. За неимением друга, который был бы всецело моим другом, я нуждался в друзьях, чья порывистость преодолела бы мою инертность..." Неудовлетворенные желания создают напряженность в отношениях. Руссо всегда и везде чувствует себя одиноким...

Драматично складывались дружеские отношения В. Г. Белинского с М. А. Бакуниным. Подобно Руссо, молодой Белинский видит в дружбе высшее благо жизни. "Дружба!-вот чем улыбнулась мне жизнь так приветливо, так тепло, и, вероятно, в ней, и только в одной ней, будет сознавать себя моя жизнь до конца своего"Э. Темпераментный, чувственный и одновременно крайне застенчивый, преследуемый мыслью, что природа заклеймила его лицо "проклятием безобразия" и поэтому его не может полюбить ни одна женщина , Белинский не может относиться к людям спокойно. "В людях я вижу или друзей, или враждебные моей субъективности внешние явления,- и робок с ними, сжимаюсь, боюсь их, даже тех, которых нечего бояться, даже тех, которые жмутся и боятся меня".

Его дружба обычно принимала характер страстной влюбленности. "Боткина я уже не люблю, как прежде, а просто влюблен в него и недавно сделал ему формальное объяснение",- сообщает он Бакунину. Подобное чувство не признает никакой психологической дистанции. "У меня всегда была потребность выговаривания и бешенство на эту потребность" ,- жалуется Белинский. Его письма 30 - начала 40-х годов - одна сплошная исповедь, желание вывернуть душу наизнанку. Дружба, по его словам, взаимное право "говорить друг другу все, не спрашивая себя, как это подействует и что из этого выйдет..." .

Но за бесконечными интимными излияниями- фактическое невнимание к личности другого. Поэтому дружеские восторги то и дело сменяются отчуждением и горечью. В письме Бакунину от 1 ноября 1837 г. Белинский говорит о любви и дружбе к нему. А уже через две с половиной недели он пишет: "...между мною и тобою был только призрак дружбы, а не дружба, были ложные отношения". Затем ссора преодолевается, сердце Белинского снова наполнено любовью. "Между нами слово мы имеет особенное значение. Наше мы образует какое-то Я". А через два месяца опять: "Нет, не было и нет между нами дружбы... Ложные отношения произвели ложные следствия" .