С этими мыслями пегас вновь оглянулся на Дункель. За последнюю неделю он переспал с десятью разными кобылами. Поначалу Хоппи относился к ним с прохладцей. В основном его неудовольствие вызывал тот девчачий мир, в который Хоппи сбежал. Ну, например, его же собственный паб был выполнен в кельтском стиле, а окно над дверью было сделано в форме клевера, причём листками ему служили сердца. Да даже грёбаное дерево оказалось светло-пастельных тонов. Жалоба Мальту ничего не дала: он попросту не понимал, что беспокоит его приятеля. Все пони, жеребцы или кобылы, любили сердца. У них не было предрассудков по поводу того, что сердечки - чисто женская вещь; так думал только Хоппи Таймс.
Чуть позже он понял, что быть пегасом не так уж и плохо, хотя, с другой стороны, каждое шевеление крылом напоминало ему о том, что он пони. И тогда его неудовольствие обратилось уже против него самого. Хоппи сам был виноват, что не принимает эту чёртову утопию. Он был невыразимо туп, будучи уверенным, что сердечки и пони созданы для женщин. У него была лёгкая жизнь, сколько душе угодно пива и целый город жаждущих секса кобыл. Видимо, ему просто нравилось быть ничтожным. Он не был хорошим пони.
Эти негативные мысли вновь заполонили его голову, но в этот раз (и вообще в первый раз с тех пор, как он эмигрировал) Хоппи пожелал просто принять всё это. То была не смутная мысль, быстро промелькнувшая где-то в подсознании, но абсолютно чёткие слова, часть его внутреннего диалога: "Я хочу перестать ненавидеть свою сущность пони".
И тут кто-то постучал в переднюю дверь.
Хоппи вздохнул и перелетел с балкончика на втором этаже на первый, благодаря стучавшего за избавление от депрессивных раздумий. Приземлившись напротив двери, он чуть приоткрыл её и проскользнул в щель, чтобы не побеспокоить спящих.
- Доброе утро, Хоппи Таймс, - поздоровалась Принцесса; её радужная грива развевалась на ветру.
Хоппи уже открыл было рот, чтобы сказать то, что не стоит говорить богине, управляющей всем этим миром (хотя она ничего бы не сделала, ведь потребности, пони и всё такое прочее), но Принцесса продолжила:
- Хочешь, я модифицирую твой разум таким образом, что тебе будет нравиться быть пони?
- Что... - смог лишь тупо выдавить из себя пегас.
- Ты только что пожелал, причём абсолютно точной словесной формулировкой, перестать ненавидеть свою сущность пони, - заявила она.
- Подожди, ты что, можешь читать мои мысли? - уставился он на Селестию.
- Да, - кивнула она.
- Ты могла сделать это... могла
- Не совсем. Видишь ли, я должна удовлетворять потребности, проводя сквозь... - начала Принцесса, но Хоппи Таймс её перебил.
- Что, чёрт возьми, это вообще значит? Хочешь сказать, что до этого момента я удовлетворялся собственной ничтожностью? - он сверлил богиню раздражённым взглядом.
- Разум как человека, так и пони очень сложен, и у разных его частей могут быть разные потребности. Нет, ты не удовлетворялся своей ничтожностью, но часть твоего разума, ответственная за социальные отношения, крепко держалась за твою человеческую личность, не любящую пони. Я же могу удовлетворить только общие потребности.
Он начал глубоко дышать.
- Что? - в конце концов вернув контроль над самим собой, спросил пегас.
Она чуть закатила глаза, словно бы обдумывая, как лучше ему всё это объяснить.
- Я узнала все твои потребности, просканировав твой разум. Он состоит из многих частей, каждая из которых может иметь различные потребности и "мыслить" независимо. Большинство твоих решений принимают те самые отделы разума даже ещё до того, как твоё сознательное "я" об этом узнаёт. Ты - сознательный ты - не в курсе того, что происходит в большинстве частей твоего собственного мозга.
- Я уделяю внимание всему твоему разуму, но взаимодействую с тем, что ты бы назвал личностью: частью, которая формулирует слова и составляет предложения, общается с остальными пони и имеет индивидуальность. До сегодняшнего дня вся сущность этой самой индивидуальности заключалась в
Хоппи Таймс просто смотрел на Принцессу, не до конца понимая её слова.