Дружба начинается не со знакомства (СИ)

— В Лондоне на Парк Лейн 17. В пятикомнатной квартире. И кроме кролика у меня ещё есть пёс Барон и кошка Ребекка… кстати, тоже персидская, как твой Живоглот. Знаешь, а давай я её на следующий год привезу, познакомим кошек.

— Давай! — засмеялась Гермиона. — И кролика прихвати, нечего ему одному дома скучать.

— Ну… если он живой, конечно. А так Пушик и Барон очень дружат, жаль их разлучать. Ох, Август, погоди, доберусь я до тебя…

И Лаванда, грозно ворча под нос ругательства в адрес неумного братца-шутника, отправилась в гриффиндорскую башню, писать письмо маме.

Люциус крепко озадачился делом, которое ему поручил Северус — достать из сейфа Лестрейнджей чашу Пуффендуя. В конце концов он махнул рукой на свои сомнения, отправился в банк и… предложил гоблинам жирную мзду, целый сейф Абраксаса Гэвина Малфоя взамен на маленькую чашу с простенькой чеканкой на выпуклом боку в виде барсука. Гоблины, что странно, согласились сразу и даже без писка. Люциус, держа в руках металлический контейнер с чашей, почувствовал себя идиотом, видя ехидные взгляды, которые бросали на него зеленокожие коротышки. Кажется, он… переплатил. Но всё равно, дедовский сейф ему не жаль, дело того стоит.

С этими оптимистичными мыслями Люциус покинул банк, не подозревая о том, что гоблины сразу после его ухода закатят пирушку по поводу освобождения одного из сейфов от темномагического артефакта, которое давно не давало им покоя. Но они не смели от него избавляться самостоятельно, потому что не знали как, это во-первых, а во-вторых, гоблины Гринготтса слишком уважали своих клиентов, даже если это Беллатриса Лестрейндж… Но, несмотря на это, крестраж был слишком жутким предметом, чтобы хранить его в общественном месте, невзирая на глубочайшие симпатии к клиентам и безупречную репутацию банка Гринготтс. Воистину, иногда так прижмет — маму родную продашь…

Сорок восьмая глава. Чем опасна ликантропия?

Шло время, тихо-мерно ползло вперед при помощи часов, которые своим тиканьем подстегивали его, как ленивую старую клячу, волокущую тяжелый обоз, груженный парадоксами. А их хватало. Каждый месяц на целую неделю куда-то исчезал профессор Люпин. Кабинет зельеварения провонял насквозь какой-то гадостью, от которой всех тошнило. И однажды опозорился Крэбб, его вырвало прямо в котел, остальные, завидев это, тут же, зажав рты руками, дружно бросились бежать из класса. До туалетов добежали почти все…

Гарри, вытирая рот, вышел из кабинки. Подойдя к раковине с зеркалом, посмотрел на бледно-зеленого Драко — общие позывы организма загнали их сюда вместе — и сдавленно спросил:

— Черт… Драко, что может так вонять?

— Носки Хагрида… — дохлым голосом отозвался тот.

— Не… — не согласился Гарри. — Это хуже.

Из двух кабинок выползли Гермиона и Ханна. Помогая друг другу, девочки доковыляли до раковин и, глядясь в зеркала, принялись приводить себя в порядок. Гарри с надеждой спросил у них:

— А вы, девчонки, не знаете?

— Я без понятия, — вяло ответила Гермиона, а вот Ханна, оказывается, знала:

— Так пахнет антиликантропное зелье в начальной стадии готовки.

Драко из бледно-зеленого стал просто белым, как рукомойник перед ним, выпрямился и с ужасом уставился на Ханну. И переспросил дрожащим голосом:

— Ты хочешь сказать, что профессор Снейп варит антиликантропное зелье? Ты уверена?

— Кристиана Аббота знаешь? — в свою очередь спросила Ханна. Драко неуверенно помотал головой:

— Н-нет…

— Это мой дядя. Он аптекарь.

— А-а-а! Знаю-знаю! Владелец сети аптек Аббота. И что?

— Он эту гадость тоже варил, на заказ. Его лаборатория точно так же воняла.

Гермиона нерешительно проговорила, покосившись на бледнючего Драко:

— Может… профессор Снейп тоже на заказ варит?

Один только Гарри оказался идиотом на вечеринке умников, он, ничего не понимая, переводил растерянные взгляды с одного на другого. Наконец, Гермиона заметила это и пояснила ему:

— Это зелье варят для оборотней, чтобы они сохраняли разум во время превращения в полнолуние.

— А… — Гарри задумался. — А полная луна сколько в небе торчит?

— Физически несколько часов, но визуально полной она выглядит семь суток: три дня предшествуют её полноте, одна ночь — это само полнолуние, и три дня после, когда луна уходит на убыль.

Выслушав Гермиону, Гарри опять задумался и тихо забормотал:

— Тридцатого сентября в четверг было первое полнолуние в этом учебном году, с понедельника профессор не пришел, а только на следующий… Второе полнолуние было в субботу, тоже тридцатого октября… профессор Люпин пришел только в среду, на четвертый день после полнолуния. Понедельник, двадцать девятое ноября, профессор снова пропал на целую неделю… Гермиона, а, Гермиона, а где профессор отсиживается во время лунных фаз?

— Н-не знаю, Г-гарри… — необычайно тоненьким голосом произнесла Гермиона, глядя на Гарри расширенными от страха карими глазищами, уж больно логичными были его рассуждения насчет исчезновений профессора.