Вера терпеливо выслушивала следователя и снова начинала убеждать его в том, что самой ей казалось совершенно ясным и бесспорным. Она даже удивлялась, откуда у нее берется такая настойчивость. Еще два месяца назад она бы вежливо поблагодарила следователя за разъяснения и бочком вышла из его кабинета. А теперь она только удобнее усаживалась в кресло, стоявшее у следовательского стола, всем своим видом показывая, что не уйдет, не убедив следователя в своей правоте.
— Ну, скажите, — начинала она в который уже раз, — Звонцов признал, что участвовал в двух кражах, так?
— Так, — следователь терпеливо кивал головой, поглядывая на дверь.
— А те двое, могут они рассказать про него еще что-нибудь?
— Вряд ли, — следователь улыбнулся. — Это им самим невыгодно. Они и первый-то случай будут отрицать. Это ясно.
— Так, — теперь головой кивала Вера. — Значит, со Звонцовым все ясно. Больше того, что он рассказал сам, вы не узнаете. Да и узнавать-то нечего, парень — как на ладони. Зачем же оставлять его в тюрьме неизвестно на сколько времени?
— Ну, знаете… — следователь нахмурился. — Что же, по вашему, отпустить его на все четыре, да еще в ножки поклониться? Должен он отвечать за своп действия или нет?
— Должен, конечно, должен! Мы и хотим, чтобы его судили. Только чем скорее, тем лучше. Вы же сами видите, человек он неустойчивый. А в тюрьме известно, какое окружение.
Наконец, следователь не выдержал. Попросив Веру подождать в коридоре, он пошел переговорить с прокурором. Прокурор оказался сговорчивее.
— Что ж, если по Звонцову все ясно, можно кончать. Пожалуй, девушка права. Только пусть завод напишет ходатайство, они должны этого деятеля знать лучше нас с вами. И даже лучше отделить его от тех, двоих.
Там будет разговор особый.
Резко щелкнул замок, и дверь камеры распахнулась.
— Звонцова на выход! — дежурный посторонился, и, заложив за спину руки, Петр через узкий и длинный коридор вышел во двор тюрьмы.
После полумрака камеры солнце казалось особенно ярким и слепящим. День кончался. От невысоких тюремных корпусов ложились прямоугольные тени. У ворот стояла машина, и шофер, разговаривая с двумя милиционерами, неторопливо крошил копошащимся около голубям вынутый из кармана ломоть хлеба.
Петр с утра ждал этой минуты, представляя, как за ним закроются неширокие ворота тюрьмы, как машина остановится перед зданием суда, как, нагнув голову и не глядя по сторонам, он войдет в судебный зал… Всю эту ночь он так и не смог заснуть, ворочаясь с боку на бок на жестких нарах и прислушиваясь к дыханию спящих людей.
И вот, наконец, эта минута наступила.
Звонцов поставил ногу на подножку машины и оглянулся. Шофер уже сидел в кабине, милиционеры стояли рядом, ожидая, пока он поднимется. Неужели сегодня он снова сюда вернется?
Ворота открылись, и машина медленно выехала со двора. Покачиваясь на жестком сидении, Петр думал о предстоящем суде.
Нет, его не могут осудить, что бы там ни говорили в камере. Ведь он не вор! Пусть он тогда не заявил, куда следует, пусть на набережной его задержали с краденым. Разве он не остановился вовремя, разве не помог задержать Раздолина, разве не рассказал следователю обо всем? И на заводе его знают только с хорошей стороны. Хорошо бы мать догадалась пойти в цех, попросить, чтобы взяли на поруки… Адвокат говорил, что сейчас это принято.
Мягко затормозив, машина остановилась. Один из милиционеров открыл дверцу и вылез наружу. Другой кивком показал Звонцову на выход и приготовился следовать за ним. Разминая затекшие ноги, Петр поднялся, придерживаясь рукой за поручни, сошел на землю. Он не сразу сообразил, куда его привезли, и только, когда милиционер взял его за локоть, показывая, куда идти, он понял, что машина остановилась как раз напротив заводской проходной, рядом с клубом.
У дверей клуба стояла небольшая группа. Проходи мимо, Петр не удержался и поднял голову. Ему показалось, что он увидел побледневшее лицо Кати. Кто это с ней, в кепке? Ну да, это Павлушка, из термички. В цехе последнее время поговаривали, что она с ним дружит. Что ж, теперь ему все равно…
По лестнице он поднимался чуть не бегом, так что милиционеры едва за ним поспевали. Значит, суд будет в клубе… Неужели его так и проведут через весь зал? Хорошо бы хоть через служебный вход прямо на сцену. Так и есть. Он перевел дыхание, оказавшись в маленькой комнате за сценой, где обычно собиралась перед концертами заводская самодеятельность.
В комнате было несколько человек, окруживших невысокую полную женщину с черными, гладко зачесанными волосами. Из знакомых Петр увидел здесь лишь Шестакова, Егорова да девушку из дружины, лицо которой он успел запомнить. Он остановился посередине комнаты, не зная, поздороваться ему или лучше промолчать. Как чужие, висели руки. Он почувствовал, что у него нестерпимо загорелись уши, и еще ниже нагнул голову.
Полная женщина посмотрела на часы.
— Итак, все в сборе? — низкий звучный голос сразу заполнил небольшую комнату. — Тогда будем начинать.