Дружка (одноклассница)

Хорошо, когда в городе все друг друга знают, или родственники. Или хотя бы лечат зубы у правильных людей.

А еще надо выспаться, потому что завтрашний день тоже будет богат событиями. Перед тем как заснуть, Инга спросила:

— Слушай, Жор, как думаешь, Гамовы не устроят очередную подлянку?

— Не знаю, — проворчал Жора. — Они же твои родственники, тебе лучше знать.

— Ну… Я не думаю… Вчера вечером Арсен с женой приходили к моим. Извинились за поведение матери.

— Да? А мне чего не сказала? — оживился Жора.

— А ты был занят, с парнями анекдоты травил. Папа сказал, завтра днем они собираются сюда.

— О-о… — выдавил Жора.

Потом философски махнул на это рукой, понимая, всего предвидеть невозможно.

* * *

Всего предусмотреть действительно невозможно.

После малоприятного визита к родственникам Арсен чувствовал себя как выжатый лимон. Пришлось краснеть, не зная, как сказать то, чего нельзя говорить. Одно несомненно, родственники вполне справедливо разговаривали с ним «через нос». И вряд ли такое забудется, даже со временем.

Его подавленное состояние не располагало к беседам, да Дина и не привыкла к беседам. Разговаривать как люди, они начали практически только вчера. Потому она предпочитала молчать, не доставать его лишними вопросами или выражением сочувствия. Детей на ночь решили оставить у ее родителей. В пустом доме было тихо, пусто и… спокойно. Впервые за долгое время.

Дина готовила ужин, пока муж сидел, уставившись в телевизор. Смотрел, не видя, но картинка и тихо журчащий звук умиротворяли. Спокойствие ощущалось нереальным, казалось, вот-вот случится еще что-то. Оно не заставило себя ждать.

Внезапный звонок из больницы, матери стало хуже, хочет их видеть.

Конечно же, они сорвались тут же.

Оказалось, за это время, к ней приходил отец. О чем-то говорили при закрытых дверях, потом Георгий Гамов ушел. А у нее началась истерика. Успокоительное вкололи, поставили капельницы. Сейчас относительно нормально. Хочет поговорить.

Первым к матери зашел взволнованный Арсен.

— Мама, как ты?

— Хорошо, — сухо ответила она и отвернулась.

— Ты в чем-нибудь нуждаешься? Может, отвезем тебя в Москву?

— Нет.

Арсену показалось, что она разговаривает с ним, однако мысли ее далеко. Выглядела женщина неважно, и все-таки прямая спина и надменное выражение остались при ней. Видеть ее такой было больно, но он устал от всего. Чувства как-то притупились, для сына стало откровением, что мать она даже не хочет с ним разговаривать.

Неожиданно она сказала:

— Сегодня приходил твой отец.

Арсен кивнул, ему это было известно. Мать вдруг повернулась к нему всем корпусом и уставилась пронзительным взглядом, потом ее губы искривились, обвиняя:

— Ты знаешь. Ты все знаешь, и ты его оправдываешь.

— Не вмешивай меня в ваши дела, мама.

Но она будто не слышала:

— Ты оправдываешь его, потому что сам такой же!

— Мама, он мой отец! — попытался возразить Арсен.

Но она не желала слушать, странный огонь горел в глазах женщины.

— Можешь идти. Пусть зайдет твоя жена.

Этого он теперь не мог. Пренебрежительного отношения. Но мать была больна, не в себе. Он молча встал и вышел, отправив к ней Дину.

— А, пришла, — процедила старуха, смерив невестку презрительным взглядом.

Дина ничего не сказала, просто присела на стул рядом с постелью больной.

— Скажи мне, как ты терпишь, что твой муж сохнет по другой женщине? — слова были жестокие и неожиданные.

— Он мой муж, — спустя короткое время ответила Дина.

Старуха покивала головой:

— Я всегда презирала тебя за это. За то, что ты знала и терпела. Терпела эту грязь, — лицо старухи скривилось от отвращения. — Я так не могла! Когда узнала, что Георгий путался с другой, я выгнала его из своей постели. Навсегда! Несмотря на то, что я его любила! Потому что это грязь! А ты, терпишь, сидишь рядом с ним как жалкая мышь.

Дина на секунду зажмурилась, а потом открыла глаза и ответила:

— Я сижу рядом со своим мужем как мышь, потому что люблю его. И я всегда буду стараться помочь ему. Потому что он мой муж, и я люблю его Вы говорите грязь… Надо было развестись. Зачем было мучить себя и его?

— Молчи! Как ты смеешь такое говорить? Чтобы мое имя трепали все, кому не лень? Это позор! — старуха сжала похудевшую руку в кулак.

Дина многое могла бы сказать, но сказала только одно:

— Вы знаете, любовь не бывает грязной. Любовь или есть, или ее нет. И любить человека не грязь. Грязь — это то, что вы со своим мужем и сыном сделали. Вы исковеркали им обоим жизнь.

— Ничего, у моего мужа есть, кому его утешить. И у твоего мужа тоже найдется, — ядовито заметила старая женщина.

— Найдется, у него есть я, — в тон ей ответила невестка.

Дина поняла, что яд предназначался для нее, но свекрови не удалось ее уязвить. Пусть муж и не любил ее, в его честности Дина никогда не сомневалась. Он мог быть каким угодно, мог все это время любить другую, но спал он каждую ночь в ее постели.

— Уходи, — проговорила старуха.

— С вами все будет в порядке? — спросила Дина.

Та резко проговорила:

— Уходи, я устала, — отвернулась и махнула рукой.

— Хорошо. Я приду завтра.