Друзья

Прошел еще час. За это время из дома не донеслось ни звука. Кавабэ, плотно сжав губы, неотрывно глядел на окно. Потом, словно устав, перевел взгляд на дверь. Потом снова — на окно. У него уже довольно давно начала дергаться нога.

— Эй, не расклеивайтесь! — сказал я, но вышло у меня это как-то неубедительно.

Вокруг оглушительно стрекотали цикады. Наверное, они сидят на османтусе, который растет у деда в садике. Вот позади нас проехала машина. И снова не слышно ничего, кроме стрекота цикад.

— Я это… — Кавабэ говорил едва слышно, — зря я так ему сказал… ну, что он скоро…

«Не бери в голову», — хотел сказать ему я, но не смог — слова застряли у меня в горле. А «не брать в голову» было еще невозможней.

— У меня зрение с самого детства плохое, поэтому я такой вспыльчивый.

— А какая связь между вспыльчивостью и плохим зрением?

— Надо было мне извиниться… — Кавабэ чуть не плакал.

— Давайте попробуем в дверь постучаться. — Ямашта уже был готов бежать к дому, как вдруг раздвижная рама со стуком отъехала в сторону, сантиметров на пятнадцать. Затаив дыхание, мы смотрели на окно. В щели показалась тощая морщинистая рука. Она дрожала. Как рука зомби, вылезающего из могилы.

— Что же делать, что делать?! Он, наверное, умирает там! — Ямашта встал на цыпочки и со страдальческим видом смотрел поверх забора.

— А что ты хочешь делать?

— «Что делать, что делать?» А что тут можно сделать?!

Кавабэ как-то весь напрягся, широко открыл глаза и начал издавать какие-то кошмарные звуки — как ветер гудит в трубе.

— Эй! Ты чего?

Я не знал, куда мне смотреть — то ли на эту руку в окне, то ли на Кавабэ, у которого того и гляди пена изо рта пойдет, — и вертел головой вправо-влево, как курица.

— Ну дает!

Дедова рука поднялась и застыла в окне. Сжалась в кулак. И в ту же секунду дед выкинул вверх два пальца: указательный и средний. Этот жест называется «виктория», то есть победа.

— Гад! Он просто издевался над нами! Изображал из себя умирающего! — Кавабэ кипятился, как чайник.

— На раз обманул… — Я тоже волновался за деда по-настоящему и ужасно на него рассердился.

— Да, здорово мы обмишурились. — По лицу Ямашты было не очень понятно, расстроен он или, наоборот, рад.

— Замолчите уже, вы оба! — Кавабэ, не поправляя сбившихся очков, торопливо пошел от забора. Мы с Ямаштой едва поспевали за ним.

— Значит так — он объявил нам войну! — Кавабэ неожиданно остановился и повернулся к нам. — Отлично. Я принимаю вызов и буду продолжать слежку. А вы как хотите. Справлюсь и без вас.

— Я тоже принимаю, — сказал я. — Надо довести дело до конца!

Если мне и было раньше немного неловко, то теперь от неловкости не осталось и следа. Раз дед такой, то и нам стесняться нечего.

— Нахал он все-таки, — сказал Ямашта.

Да уж. Этот так просто не умрет…

5

Дед наводит порядок у себя во дворе и в садике. Он стаскивает в кучу у входной двери мешки со старыми газетами и пакеты с мусором, туда же притащил старую бочку для засаливания овощей и оставшуюся без пары сандалию-гэта. Его лысина ослепительно блестит на солнце.

На улице все так же стоит удушливая жара. Учитель в летней школе каждый день говорит нам: «Это лето для вас — проверка на прочность. Решающий бой не за горами. Терпите!» В газетах без конца пишут то про детей, которые задохнулись от жары в машине, то про летний грипп из-за кондиционеров, и публикуют фотографии песчаных пляжей, усыпанных голыми телами. Такое ощущение, что время застыло и не двигается. Как будто проживаешь все время один и тот же бесконечный день и не можешь никуда деться от палящего солнца.

Нам был просто необходим какой-то выход из этой удушливой рутины.

Даже не пытаясь прятаться, мы стояли у забора и смотрели на деда. Во-первых, прятаться теперь было уже как-то глупо, во-вторых, я, честно говоря, здорово уставал сидеть часами на полусогнутых, чтобы голова не слишком торчала. Я все вытягивался и вытягивался — прямо как бобовое дерево из сказки про Джека и бобовый росток.

Дед больше не пытался облить нас водой. И не прогонял. Он ходил туда-сюда по двору и изредка говорил что-нибудь вроде: «Это ужас что такое!» или «А ну-ка, навались!». Это он как бы сам с собой разговаривал, но я почему-то подумал, что на мысли вслух это не очень-то похоже.

— Бодрый он какой-то, — сказал Ямашта, глядя поверх забора. За последнее время Пончик подрос и догнал Кавабэ. Теперь он мог следить за происходящим во дворе, не вставая на цыпочки. — А ведь раньше только и делал, что смотрел телик. Он ведь как живой мертвец был, скажите?! Что это вдруг с ним случилось?

И правда, непонятно. Вчера вечером, например, дед взял и пожарил себе овощи в кляре. Пахло так вкусно, что у нас разыгрался аппетит и в животах заурчало.

— Он назло нам это делает, — сказал Кавабэ, — потому что мы за ним следим. Вот он и взбодрился, тьфу на него!