Друзья бога

Андреа в глубоком выпаде попытался достать зверя шпагой, но тот опять отбил клинок. И тут, уже теряя равновесие после неудачного удара, Андреа изловчился и полоснул ножом по светящейся шкуре. Нож, словно это был не грубо вырубленный из камня клинок, а острейшая бритва, распорол монстру брюхо. Оттуда вывалилась гора пульсирующих внутренностей, окрашенных в зловещие, переливающиеся, тревожные цвета. Кишки упали в воду, и зверь, словно пытаясь спастись, нырнул на дно, но, не проплыв и пяти футов, забился в конвульсиях и издох, испустив дикий предсмертный вопль.

— Это Сипактли.[82] Хоть Кетцалькоатль ее убил, она все равно бережет вход в царство мертвых, — раздался голос Манко.

— Что ты ему показал? — спросил Андреа, постепенно приходя в себя.

— Это знак Камня Солнца.[83] — На ладони индейца лежал круглый, покрытый узором амулет из золота. — Он всегда со мной.

Манко связал разорванный кожаный шнурок и повесил амулет себе на шею, спрятав его под одеждой.

— Пошли дальше, пусть мертвые хоронят себя сами, — сказал Манко.

— Куда? Опять во тьму, дьяволу в задницу? — взвился Заморра. — Ты знаешь, что нас там ждет?

Он ткнул пальцем в темноту пещеры.

— А здесь нас что ждет? — бесстрастно спросил Андреа.

Юноша подошел к плавающему на поверхности трупу чудовища и двумя ударами отсек ему лапу.

— Вот нам будет освещение. Не пропадем в темноте.

Андреа отдал лапу Сипактли Манко, а себе добыл еще одну.

— Вот так будет лучше. Вперед!

— Я тоже хочу взять образец, — внезапно встрепенулся Травалини, который давно ничем не выдавал своего присутствия. — Это совершенно уникальный экспонат. Такая химера, да еще светится! Воистину, этот поход внесет в историю естествознания невиданный вклад. Уважаемый Манко, как, вы сказали, называется этот зверь?

— Это не зверь. Это жена Тлальтекутли, — ответил индеец. — Из них Кетцалькоатль сделал Землю.

— Я понимаю, что это легенда, но скажите, уважаемый, они часто в этих местах попадаются?

— Кетцалькоатль вместе с Тескатлипокой убили и его, и его жену. Давно. — Манко сказал это так уверенно, что у врача пропало всякое желание выяснять дальше. Травалини открыл свой саквояж, который он все время прижимал к груди, спасая от влаги, вынул оттуда скальпель и направился к поверженному чудовищу.

Врач, старясь не запачкаться кровью монстра, попытался отрезать кусочек ткани в том месте, где Андреа только что отсек лапу. Но скальпель, грустно скрипнув в тишине пещеры, скользнул по толстой шкуре. Травалини повторил попытку, пробуя отрезать кусок мышцы, но скальпель из великолепной швейцарской стали вдруг размягчился, словно это был кусок студня, и повис в руке доктора мягкой субстанцией.

— Как же так? — только и смог пробормотать врач.

— Хватит экспериментировать, — остановил его Андреа. — Пошли, я вам потом всю лапу отдам.

В призрачном зеленом свете двинулись вперед, после того, как по настоянию доктора прочли молитву за упокой бедного Цеба.

Через час Андреа почувствовал движение воздуха. Это был хороший знак, видимо, впереди ждал выход из пещеры. Свежий ветерок заметили все, это прибавило сил. И вот через полчаса пути при тусклом свете, исходящем от лап чудовища, мрак впереди рассеялся. Пещера резко разошлась в стороны, превратившись в гигантский грот с бирюзовой водой. Еще немного — и путники оказались под чистым небом. Река уносилась из-под земли в широкую долину с пологими берегами. Изнемогая от усталости, мокрой одежды, раскисшей в воде обуви и холода, который на открытом воздухе опять дал о себе знать, путешественники выбрались на покрытый песком берег.

Густой хвойный лес рос по обе стороны реки. После непроходимых джунглей и могильного подземелья казалось, что поход окончился в раю. Травалини, ни на секунду не забывая о своих научных изысканиях, занялся лапой монстра. К его ужасу, под солнечным светом конечность чудовища затвердела еще больше и при первом же прикосновении рассыпалась горсткой пыли.

Живительный огонь костра привел путников в расслабленное и умиротворенное состояние духа. Даже воспоминания о страшной гибели товарища, казалось, отступили далеко, в глубокие закоулки памяти. Внезапно раздался жуткий протяжный вой.

— Кто это? — всполошился первым Хаби.

— Обезьяна-ревун, — ответил Манко.

Индеец ловко подскочил, размотал свою поклажу и приготовил лук.

— Если мне повезет, у нас будет свежая еда. — Манко с отвращением глянул на кусок солонины, который он так и не смог разжевать, и беззвучно растворился в лесной тени.

— Он предлагает нам есть обезьяну? — в один голос возмутились Алан и Заморра.

Для моряков, привыкших к скудному морскому рациону, солонина была самой привычной пищей.

— Лучше рома в такое время провизии нет! — добавил Хаби.

Андреа, понимая, что сегодня уже никто не найдет в себе силы сделать еще хоть один шаг, приказал:

— Доктор, выдайте ром!

Травалини возражать не стал. Через полчаса, когда вернулся Манко, в лагере уже царило добродушное блаженство.

— О, смотрите, наш друг все-таки убил мартышку! — с трудом выговаривая слова, сказал Вальдес.