Друзья и недруги. Том 2

– Как странно ты говоришь о нем! Он ведь твой брат и такой же слуга сэра Гая, как и ты. Почему же ты отзываешься о нем с презрением, а он боится наших же ратников?

– Потому, миледи, что он служил другому человеку и предал его, спасая собственную шкуру. Предавший одного господина с легкостью предаст и другого. Те, кто защищает свою жизнь оружием, не любят изменников, и наши ратники не исключение.

Больше он ничего не сказал, но я и сама догадалась, кому служил и кого предал Хьюберт. Да, ему следовало опасаться мести, если он приложил руку к поимке жены лорда Шервуда. Только почему он испытывает такой страх и перед ратниками Гая? Впрочем, ведь Джеффри уже объяснил мне, что предателей не жалуют нигде. Он согласился со мной, когда я рассуждала о несправедливости страданий, причиняемых женщинам войнами, которые ведут мужчины, возможно, и наши ратники считали так же, как их командир.

Исповедь Гая была очень долгой, и я едва держалась на ногах, когда священник наконец-то вышел к нам. Я бросилась к нему и, схватив за руку, спросила:

– Как он, святой отец? Ему лучше?

– Несомненно, дочь моя, ведь его душа получила искомое облегчение, – с тяжелым вздохом ответил священник, и я заметила в его добрых глазах влажный блеск. – Телесное же самочувствие мне облегчать не дано. Я вижу, вы добрая и чистая женщина, горячо любите супруга. Молитесь о его душе, дочь моя, неустанно молитесь!

Он говорил так, словно на исповеди ему открылась целая бездна неких ужасных злодеяний, совершенных моим мужем, во что я никак не могла поверить. Еще раз вздохнув, он погладил меня по руке и кивнул Джеффри в знак того, что готов уйти и продолжить свой путь, прерванный теми, кто призвал его в наш замок.

– Разве вы не останетесь до утра? – спросила я. – Ведь до рассвета еще далеко!

– Я не боюсь ночных дорог, – ответил священник. – Моя вера – самая надежная защита от всех опасностей, которые подстерегают путников.

Джеффри при этих словах странно усмехнулся и ушел вместе с ним. Я вернулась к постели Гая и, стараясь не шуметь, села на табурет у изголовья. Гай был очень бледен, его губы запеклись, и я смочила их влажной салфеткой. Он приоткрыл глаза и посмотрел на меня:

– Беа? Зачем ты здесь? Ступай спать!

– Позволь мне остаться возле тебя! – попросила я, взяв в ладони его неподвижную руку.

– Ну как знаешь, – шелестом слетело с его губ, и он снова впал в забытье.

****

Следующий день омрачился печальным происшествием: вечером нашли Хьюберта мертвым, с петлей на шее. Сам ли он наложил на себя руки или кто-то убил его, я не узнала и не стала доискиваться, поскольку Гай оставался в беспамятстве и все мои мысли и чаяния были полны им одним. Слуги и ратники отнеслись к смерти Хьюберта с полнейшим равнодушием, а Джеффри приказал его даже не похоронить, а зарыть за кладбищенской оградой без поминальной мессы. Но Гая это событие заинтересовало, когда он пришел в себя. Усилия лекарей или отпущение грехов, а может быть, все вместе принесло благо, и Гай начал оправляться от раны. Узнав о смерти Хьюберта, он призвал к себе Джеффри и обстоятельно расспросил, как именно тот погиб. Оказалось, что Хьюберта не просто нашли в замке: у ворот стояла лошадь, к которой было привязано его тело.

– Как он оказался за стенами замка?

– Я отправил его в числе ратников, сопровождавших до Ноттингемской дороги священника, который вас исповедовал. Вернулись все, кроме Хьюберта, и никто не смог объяснить, куда он подевался.

– И ты не послал на поиски?

– Нет, милорд.

– Почему?

– Я примерно представлял себе, что с ним могло случиться, и не хотел потерять в его поисках ратников, зная, с кем им придется столкнуться.

Гай долго молчал, обдумывая ответ Джеффри, после чего небрежно махнул рукой:

– Ладно! Хьюберт все равно свое отслужил. Его стараниями лорд Шервуда хотя бы лишился сына, так пусть потешится местью тому, кто предал его.

****

К моей несказанной радости здоровье Гая неуклонно улучшалось. Как это ни странно звучит, но время, которое я проводила возле его постели, было для меня счастливым. Подолгу, как никогда прежде, я находилась с Гаем вдвоем. Раньше он был вечно занят, а раненый принадлежал мне одной. Его обществом мне приходилось делиться только с лекарями и Джеффри, но присутствие лекарей было необходимым, вели они себя с предельным тактом, и я их почти не замечала. Джеффри тоже особенно не докучал, навещая Гая каждое утро, докладывая ему о делах в замке и новостях Ноттингемшира, после чего уходил до следующего утра. Я поила Гая лекарствами, помогала слугам переодевать его и перестилать постель, занимала чтением и видела в его глазах благодарность за мою заботу.

По мере того как он выздоравливал, я вновь занялась делами по хозяйству. В один из вечеров, обсуждая с поваром блюда на завтра, я заметила стоящий на оконном выступе длинный и узкий деревянный ящик, в котором густо росли зеленые стебли. Сорвав несколько листиков, я растерла их в пальцах и почувствовала очень приятный запах.

– Что это?