Друзья и недруги. Том 2

Ведь я любила их и не желала верить ни в жестокость дяди Роджера, ни в коварство Гая. Проведя рукой по лицу, я вновь ощутила аромат имбирных стеблей, и сердце сжала ледяная рука понимания тайной сути минувшей ночи. Джеффри, почувствовав этот запах, оглянулся, ожидая, что увидит леди Марианну, неизвестно каким образом оказавшуюся в нашем замке. А Гай? Одурманенный маковым настоем, он тоже принял меня за нее? Мне хотелось бы верить, что я ошибаюсь, но я знала, что на сей раз никакой ошибки мой разум не допустил. Вопрос о графе Хантингтоне, который ночью задал Гай, удивление, с которым он утром обнаружил меня в своей постели, раздражение, вызванное видом имбирных стеблей, служили тому доказательством. Правда была очевидной и беспощадной: запах стеблей ввел Гая в заблуждение, а маковый настой позволил ему в этом заблуждении остаться. Мой супруг провел ночь со мной, нарушив при этом обет верности, поскольку принял меня за другую женщину. Вспомнив, с какой страстью он целовал меня, как позволял мне то, что всегда запрещал, как обнимал меня, не отпуская от себя даже во сне, я вспыхнула румянцем стыда и унижения. Вот, значит, каким бы был Гай, окажись на моем месте леди Марианна! Строгий со мной до холодности, с ней – пылкий, горячий, любящий. Во мне вспыхнуло ожесточение, почти ненависть к леди Марианне и обида, горчайшая обида на Гая. Заметив, что я продолжаю держать злосчастные стебли, я отшвырнула их с отвращением, словно они превратились в гадких змей.

Но если Гай любит ее, хотя дядя Роджер уверял меня в обратном, как объяснить, что он едва не отправил ее на казнь? А как объяснить отсутствие щепетильности у графа Хантингтона, взявшего в супруги женщину, отмеченную позорным клеймом? И что она все-таки сделала, почему дядя Роджер наложил на нее это клеймо, а после укорял себя в жестокости к ней? Какая загадка таится в леди Марианне, что Гай, дядя Роджер и неизвестный мне граф Хантингтон ведут себя так, словно на ней свет клином сошелся? Даже Джеффри говорил о ней с сочувствием, а я сама битый час не могу выкинуть ее из головы!

Мысли о леди Марианне не покидали меня несколько дней. Конечно, я постаралась ничем не выдать себя Гаю, помня советы Джеффри и не желая подвести его самого, приоткрывшего завесу тайны, которая столько времени меня мучила. Но когда в замок приехал дядя Гесберт, чтобы проведать Гая и меня, я обрушила на него все свои догадки и вопросы. Дядя Гесберт всегда был очень мягок со мной, но в этот раз обошелся крайне строго и резко, напустившись на меня, как на пропащую грешницу:

– Где твоя лояльность к супругу, Беа? Как ты смеешь подозревать его и Роджера в убийстве Гилберта Невилла? Рочестер вознамерился забрать леди Марианну в Шервуд с ее согласия. Как ты думаешь, барон Невилл позволил бы им сделать это?

– Не хочешь же ты сказать, что граф Хантингтон приказал своим людям убить отца леди Марианны с ее ведома?

– Это я и говорю тебе. Они стоят друг друга – граф Роберт и леди Марианна, и оба – очень дурные люди. Мне бесконечно жаль, что попытка сэра Гая покончить раз и навсегда с Робертом Рочестером не увенчалась успехом, а эта язычница избежала костра. Я ведь уже запрещал тебе упоминать о ней! Лучше бы ты молилась за упокой Роджера, любившего тебя всем сердцем.

– Дядя Роджер умер?! – не поверила я. – Как? Когда?!

– Тогда же, когда граф Хантингтон избежал заслуженной кары. Он убил Роджера и спрятал его тело. Никто не знает, где Роджер зарыт без погребения. Вот о ком думай, Беа, а еще о том, как быстрее исполнить долг доброй супруги и подарить сэру Гаю наследника!

Закончив свою отповедь, дядя Гесберт был настолько рассержен, что ушел, оставив меня в слезах по дяде Роджеру, не даровав ни утешения, ни благословения. Потом мы узнали, что дядя Роджер не погиб, а покинул Англию, никому не сказав об этом. Прибыв на континент, он поселился в обители, принял монашеский обет и только тогда известил дядю Гесберта письмом о своем решении. Но пока я об этом не узнала, каждый день зажигала свечу в память о дяде Роджере, молилась за него, и оплакивала его смерть, и ненавидела, всем сердцем ненавидела графа Хантингтона и леди Марианну, уверовав в их злодейскую сущность. Когда же стала известна подлинная судьба дяди Роджера, ненависть к графу Хантингтону покинула мое сердце, а к леди Марианне лишь улеглась. Я не могла простить ей ту ночь, хотя рассудком понимала: она не виновата в том, что Гай принял меня за нее. Но разум – плохой помощник в сердечных делах. А вскоре случилась моя роковая встреча с леди Марианной, после которой я утратила даже ту малую толику приязни Гая, что была в его сердце.

Глава третья

Закончив завтрак, я послала за сыном.

– Матушка! Какая ты красивая в этом платье! – пролепетал с порога Лайонел.

Я открыла объятия, и мой сын, мой маленький ангел, бросился ко мне со всех ног. Я усадила его себе на колени и поцеловала в лоб со словами благословения. Сын улыбнулся, и я, не удержавшись, расцеловала его в милые ямочки, появлявшиеся на щечках Лайонела всякий раз, когда он улыбался.