Друзья и соседи

После диктора на экране появился очень симпатичный капитан милиции. Он для бодрости глянул на листок бумаги и сказал:

— Добрый день, уважаемые товарищи телезрители! Приглашаю вас на одну из центральных магистралей столицы…

И тут же сразу кадры — проспект Калинина, высокие дома, а в середине на проезжей части сотни а может, и тысячи машин, нескончаемый поток! И пока это показывают, капитан продолжает свою речь. Я её сейчас точно не помню, но смысл примерно такой что в большом городе кипит бурная, напряжённая жизнь и каждая улица полна неожиданностей. Это раз. И второе — что при таком сильном движении должны соблюдать строгую дисциплину не только водители транспорта, но и пешеходы.

Капитан даёт свои пояснения, по асфальту мчатся машины, и бухгалтер Кувшинников говорит;

— Прекрасная картина нашей жизни. Только я пока что не вижу Зюзина…

И прямо тут же капитан говорит:

— На днях с помощью скрытой камеры мы зафиксировали короткий, весьма выразительный эпизод…

И, к всеобщему удовольствию, мы видим на экране нашего Зюзина. Сперва он смотрит на небо, вытирает платочком рот, это значит, что он пообедал. Потом он стоит на тротуаре и перебирает в ладони мелочь, а капитан говорит:

— Всего в десяти шагах отсюда — подземный переход, но гражданину, как видно, очень некогда. Обратите внимание, какую недюжинную храбрость он сейчас продемонстрирует…

И прямо вслед за этими словами Зюзин форсирует уличный рубеж. Он кидается на проезжую часть, увёртывается от одной машины, проскакивает перед другой и ведёт себя как тореадор в одном заграничном фильме испанского производства.

Все наши смотрят на экран, кто смеётся, кто головой качает, а Зюзин сидит, откинувшись в кресле, и с большой любовью смотрит на себя, как он завершает свой опасный путь и как шагает по тротуару уже на другой стороне…

А капитан милиции к нему с экрана обращается:

— Если вы смотрите нашу передачу, вы, наверно, поняли, какому риску подвергали и себя, и других. Соблюдайте правила движения. Будьте осторожны на улице, уважаемые телезрители, и вы, герой нашего короткого фильма, Эдуард Павлович Кузин!..

Кувшинников говорит капитану, который на экране:

— Вы маленько ошиблись.

Мы оборачиваемся на Зюзина, смотрим — он встаёт и в полном молчании выходит.

— Расстроился человек.

— Переживает.

— Был-то, можно сказать, на волоске…

Начинаем мы все расходиться и вдруг видим — стоит

Зюзин у столика с телефоном и строго говорит в трубку:

— Прошу разъяснить капитану милиции, что моя фамилия не Кузин, а Зюзин. Зина, Юрий, Зина, Иван, Николай, Зюзин. Да. Всё! — Зюзин положил трубку и сказал:

— Товарищи, через неделю повторение передачи. Ошибка будет исправлена.

Он гордо поглядел на нас и ушёл.

Навстречу славе.

Скромный труженик

Манякин обедал в буфете и с грустью глядел в окно Надо же, целый день «временами осадки». Подумать только — вчера утром он купался в Чёрном море и рубал в павильоне горячие хинкали. Отпуск промелькнул как дивный сон. Теперь он чувствовал себя отлично, хотя и испытывал некоторую неловкость перед теми, кому отдыхать ещё не скоро, они вот тоже сидят, обедают и видят, какой он свежий и коричневый. Дело прошлое ему, конечно, здорово повезло с путёвкой. Поначалу всё обстояло не так чтобы очень, но он где надо поднажал, помахал прошлогодней медицинской справкой, лишний разок напомнил то-сё, пятое-десятое. В итоге отхватил путёвку, улетел, отгулял, прилетел и, как говорится, с головой окунулся в текучку. Хочешь не хочешь, а надо работать.

Покончив с тефтелями, Манякин тяжело вздохнул и приступил к чаепитию.

И тут в буфете появились сразу — Юрцев, Нина Астраханская, Гринько и Ростислав Иваныч.

Юрцев сразу же увидел Манякина и плавным торжественным жестом указал на него:

— Вот он, наш герой-труженик. Сидит и скромненько пьёт чай. Не возражаете, если мы сядем за ваш столик?

— Пожалуйста, — сказал Манякин.

Когда все уселись, у Юрцева появилось загадочное выражение лица, и он с многообещающей улыбкой, как Дед Мороз, достал Из кармана обрывок газеты.

— Товарищи! — сказал он. — Вспомните, какие были разговоры, когда Манякин проявил инициативу и раздобыл путёвку туда, где нежно плещет море и дикая магнолия в цвету…

— Ладно, хватит, — отмахнулся Манякин. — Вас тефтели дожидаются.