Друзья и возлюбленные

Джина не ответила. Хилари очень расстроилась, потому что ее беременность вскоре закончилась выкидышем и ей как никогда были нужны добрые слова, — родные только и твердили, что она сама виновата, слишком много работала ради какой-то ерунды, а вот если б она стала врачом, такого бы не произошло. Позже молчание Джины объяснилось: в По она встретила англичанина по имени Лесли Бедфорд, с которым уехала в Италию на два месяца. «Это было так неожиданно, — писала она. — Я сейчас абсолютно счастлива. Совершенно потеряла интерес ко всему, кроме Лесли». У них, как выяснилось, чудесные отношения, и Джина наконец нашла свою любовь. Потом она привезла Лесли в Уиттингборн.

— Ну, красивый мужчина, — сказала Ви. — Раз уж тебе такие нравятся.

Он и в самом деле был красивый, высокий блондин, выше Лоренса на несколько дюймов, отчего тот в его присутствии слегка зажимался. Детство Лесли прошло в европейских посольствах (его отец был дипломатом), и он знал четыре языка: французский, немецкий, испанский и итальянский. Уиттингборн совершенно его пленил — настолько, что когда отец Лоренса, агент по недвижимости на пенсии, упомянул о продаже Хай-Плейс — интереснейшего здания Уиттингборна, — Лесли объявил, что купит его и переедет сюда из Лондона. Примерно в то же время он сменил имя. Фергусом звали его отца, так он сказал. Джина заглянула в «Кто есть кто» и выяснила, что это его третье имя, а первое, под которым все его знали, было всего-навсего Джон.

— Что ж ты Джоном не назовешься? — вопросила она.

— Всех зовут Джонами.

— Вот именно! — воскликнула Джина. — Ты просто ужасный сноб!

Лесли это не остановило. На его новых визитках значилось: «Изящные искусства. Фергус Бедфорд». Тогда же родился Джордж («Я ведь говорила, что приятного будет мало, — простонала Хилари во время родов. — Больно до ужаса!»). Джина вышла замуж и вместе с пианино, которое Фергус подарил ей на свадьбу, поселилась в Хай-Плейс.

— Теперь мы будем дружить семьями? — спросила Хилари, просматривая объявления о поиске работы в «Уиттингборн стандарт». Ей была нужна помощница, чтобы присматривать за Джорджем.

— Наверное. Почему бы и нет?

— А как же Фергус?

— С этим именем он мне больше нравится. А если серьезно, то надо просто понять, что он утонченнее нас, вот и все.

— Он очень мил с Джорджем. Если мужчина интересуется детьми, это всегда хорошо. «Дочь фермера со средним образованием ищет работу в городской семье». Как тебе?

— Как-то странно звучит «ищет работу в городской семье». И потом, она не написала, любит ли детей.

— Как думаешь, у Джины с Фергусом будет ребенок?

— О да! — ответил Лоренс. — Обязательно. Джина всегда хотела ребенка. Мы об этом часто разговаривали.

Софи родилась через несколько месяцев после Адама, второго сына Лоренса и Хилари. Обе матери лежали в новом крыле Уиттингборнской больницы, неподалеку от кирпичного пристроя, в котором родилась сама Джина и где Ви пролежала целых пять дней. Кроме священника, строго поглядывающего на ее руку без обручального кольца, никто к Ви не приходил.

Появление Софи очень сблизило две семьи. У них теперь было столько общего: вечеринки по случаю дней рождения, детские болезни и услуги пухлой медлительной девушки, которая никогда не возражала против хозяйских поручений, потому что все равно ничего не делала.

Между Хилари и Джиной начала крепнуть дружба. Они состояли в одном профсоюзе — молодых мамочек, и ежедневно позволяли себе удовольствие, о котором мечтали с самого утра: пожаловаться друг другу на жизнь, лучше лично, но можно и по телефону. Для жалобных сеансов существовало несколько неписаных правил: например, нельзя очень уж плохо говорить о муже или детях; о любых семейных неурядицах полагалось рассказывать как можно смешнее. Позже, вспоминая эти беседы, Джина поймет, что нипочем бы не пережила младенчество и детство Софи (Фергус недвусмысленно потребовал, чтобы его оградили от этих ужасов), если бы всякий раз, убирая последствия очередной катастрофы, не репетировала сбои рассказы для Хилари.

Сестра Хилари, Ванесса, психолог и специалист по спортивным травмам, считала их дружбу нездоровой.

— Да она почти живет у тебя…

— Ну и что? Очень удобно.

— У нее совсем нет работы?

— Ну, она дает частные уроки фортепиано и английского, но не каждый день.

— У них, видимо, куча денег. Ведут себя как богачи… Слушай, тебе не кажется, что это пятно давно пора закрасить?

Хилари посмотрела наверх. На потолке их домашней кухни, в которую они превратили мансарду «Би-Хауса», красовалось удлиненное пятно. Однажды Лоренс заметил, что оно имеет форму Италии, только без Сицилии.

— Пока не получится, — ответила Хилари. — На очереди бар. Это самая людная комната гостиницы, а краска там уже вся облупилась.