Лоренс очень медленно оторвался от стены, сдвинув календарь, и так же медленно закрыл дверь. Хилари внимательно за ним наблюдала: что-то в его движениях и перемене атмосферы в этой крошечной захламленной комнате не позволило ей вымолвить ни слова. Она лишь смотрела, как он отошел от двери и оперся на край стола, повалив банку с ручками и помяв рабочий график.
— Хилари, — промолвил Лоренс.
Она молча разглядывала его лицо и голубую рубашку под белым фартуком, такую знакомую и родную.
— Я не хотел говорить тебе об этом сегодня, но беседа приняла неожиданный поворот, и теперь мне придется… Я не хотел говорить, потому что не знал как. Скажу прямо. Вряд ли для моего признания найдется подходящее время, так что тянуть не буду. — Он чуть опустил голову и смотрел прямо на нее — серьезно и уверенно, почти как отец на ребенка. Таким же серьезным тоном он произнес: — Я влюбился в Джину.
Наступило молчание, которое показалось Хилари очень долгим и тревожным. Оцепенев, они оба прислушивались к словам, буквально повисшим в воздухе. Потом Хилари почувствовала, как ее руки впились в лицо, в очки, сорвали их и швырнули на стол. Она услышала крик — ее собственный крик, рвущийся из груди.
— О нет! — кричала она. — Только не это! О, Лоренс, только не это!
ГЛАВА 11
— Миссис Хеннел прислала африканскую фиалку, — сказала Кэт Барнетт. — А мистер Паже предложил заняться клумбами.
Дуг фыркнул. Он уже два раза ходил к Дэну в больницу, но Кэт стеснялась его навещать.
— Ты ни в чем не виновата, — вновь и вновь повторял Дуг. — Сердечный приступ может случиться у всякого, даже если он целыми днями лежит в кровати.
— Миссис Ситчелл так не думает.
— Неудивительно.
— Она уже наверняка слепила для меня восковую куклу и колет ее иголками!
— Ну, это мы скоро узнаем, — пошутил Дуг. — Когда у тебя нога отвалится.
Кэт подошла к окну, выходящему во двор, и приподняла занавеску.
— У нас был такой счастливый квартальчик…
— Не сходи с ума, дорогая.
— О, глянь, пришла эта бедная девочка.
Дуг поднял голову и увидел в окно Софи Бедфорд. На ней были джинсы и огромная синяя рубашка. Волосы она заколола наверх, так что шея казалась особенно длинной.
— Приятно видеть здесь молодых…
— Вроде бы миссис Ситчелл ушла в больницу. Пойду скажу.
Дуг раскрыл газету на программе скачек.
— Пригласи ее на кофе.
Он принялся читать. Вечером будут скачки в Йорке. Скорее бы уж закончился сезон скачек по плоским трассам и начался стипль-чез!.. В окно Дуг увидел жену: Господи, ну и толстуха она по сравнению с Софи! Ей категорически противопоказаны леггинсы — с такими-то бедрами! Софи была немного выше Кэти выглядела чересчур серьезной. Да и подбородок задрала обиженно, даром что улыбалась. Красивая девочка. Или по меньшей мере хорошенькая, особенно когда так славно закалывает волосы.
Кэт часто говорила, что на долю Софи выпало слишком много страданий. Дуг не соглашался: чем раньше узнаешь, как жестока судьба и как правильно держаться на плаву, тем лучше. Взять хоть их с Кэт — сколько лет они гнули спину или вообще не могли найти работу, прозябая в дешевых мотелях и общежитиях! Только после пятидесяти гол удалось кое-как устроиться. Софи Бедфорд хотя бы живет в достатке, имеет собственную ванную (а не делит ее с одиннадцатью другими людьми) и не думает, что вся жизнь — лишь длинная вереница дождливых понедельников.
Она попятилась, и рука Кэт соскользнула с ее плеча. Затем Кэт пошла обратно в дом, запахнув жилет, словно бы почувствовала, что Дуг разглядывает ее фигуру. Под жилетом на ней была розовая футболка с огромным попугаем. Наверное, после пятидесяти уже не стоит носить розовое. А попугаев в особенности. Хотя на Ви Ситчелл и розовое, и красное, и фиолетовое смотрятся превосходно — вот ведь штука!
— Не придет, — сообщила Кэт. — Она вежливо сказала, что у нее есть ключ от бабушкиной квартиры и она хочет просто побыть одна и немного подумать.
Дуг прикурил сигарету и глубоко затянулся.
— Что ж, ее дело…
— Она очень решительно это заявила. Никогда ее такой не видела.
— Да… — протянул Дуг и уткнулся в газету. — Послушай, Кэт…
— Что?
— Когда ты последний раз смотрелась в зеркало? — как можно непринужденнее спросил он. — В полный рост?
Гас подумал, что мама выглядит так же ужасно, как Джина в тот вечер, когда их бросил Фергус, — словно услышала или увидела нечто страшное. Она стала белая как простыня, а глаза так покраснели, будто она не смыкала их несколько ночей. И она жутко сердилась.
— Ты чего, мам? — спросил он, остановившись в дверях родительской спальни с миской хлопьев в руках. Хилари ожесточенно заправляла постель, точно хотела порвать белье.
— Ничего!
Он глотнул молока с хлопьями.
— Что с тобой такое? Я могу как-нибудь…
— У меня раскалывается голова! — злобно отрезала Хилари. — И месячные, и полный дом постояльцев, и четырнадцатилетний сын, который льет молоко на ковер, точно дитя малое!
— Ой, прости! — Гас растер каплю подошвой, и она превратилась в темное пятнышко.
— Не смей так делать!
— Прости…
— Принеси тряпку и вытри как следует, дурачина! Ковер же провоняет!
— Хорошо, я…