Друзья и возлюбленные

Рано утром Джина ушла к Ви — не хотела, чтобы та в одиночку разбирала вещи Дэна и весь день питалась крепким чаем с печеньями. Софи даже удивилась: долгие годы мама говорила о бабушке раздраженным тоном, словно о неприятной обязанности, которую она была готова выполнять, но без особого рвения. А Фергус и вовсе побаивался Ви. Он был с ней очень любезен, однако держался на расстоянии, как от дикого и непредсказуемого зверя. Когда Софи думала о папе и бабушке, то представляла их созданиями с разных планет. Джина и Ви тоже были очень разные… С какой стати мама так охотно побежала в Орчард-Клоуз? Впрочем, последнее время она сильно изменилась — вышла из прочной скорлупы ярости и гнева, начала улыбаться. Неужели ей так помог психолог?

Софи взяла письмо в руки. Оно было толстое, в плотном кремовом конверте — к таким папа обычно подбирал кремовую бумагу с яркой черной эмблемой его фирмы наверху. Софи несколько секунд смотрела на конверт, решая, хочет ли она его вскрыть или боится. Наконец подсунула палец под отворот и грубо порвала конверт на две части. Фергуса бы это рассердило: он всегда пользовался особым ножом.

Софи села за стол и развернула плотные страницы.

«Софи, любимая моя!» — так начиналось письмо.

Она отложила его и качнулась на стуле. Если папа и дальше пишет в таком духе, она не поверит ни единому слову. Он никогда не называл ее ласковыми словами. Софи ненавидела обращения вроде «милая» или «дорогая». Эти отговорки ничего не значат: на словах люди тебя любят, а на деле все выходит иначе. Софи последнее время много думала о поступках. О человеке судят по его делам, но это еще не все. С помощью дел можно управлять своей жизнью. Вот почему она переспала с Джорджем: чтобы почувствовать свою силу. Чтобы кто-то удивился ее поступку, увидел в ней человека, способного действовать и менять мир, а не меняться под его натиском. Секс сам по себе оказался странной штукой. Жарко, трясется все… Но — надо же! — ей понравилось. Еще удивительнее было то, что она не пожалела о своем решении. Даже наоборот. Софи подумала, что не прочь заняться сексом в ближайшем будущем, необязательно с Джорджем. Он теперь смотрел на нее иначе, словно ждал чего-то. А она молчала. Не ради забавы, нет — просто не хотела делиться с ним своим принципом, которому научилась у родителей: лучше быть жестокой, чем обманчиво доброй.

Софи взяла письмо и прочитала:

«Я долго думал, стоит ли тебе писать, и, как видишь, решился. Пишу по двум причинам: хочу кое-что рассказать и кое-что предложить. Поскольку ты все мои слова принимаешь с жутким скептицизмом, я решил записать их на бумаге. Пусть они будут у тебя, как свидетельство моих серьезных намерений».

Софи держала письмо ка расстоянии вытянутой руки, а теперь положила его ка стол. Почерк у Фергуса был понятный и уверенный, писая он итальянским пером: